Андрей Попов - Солнечное затмение

Дождь тарабанил по медным шлемам английских солдат, а те воспринимали это как стук по нервам. Боссони долго молчал, ходил взад-вперед по стене, все думал, думал, думал... " Да, наш придурковатый король, конечно, не заслуживает нашего подвига. Но иного варианта нет". Он вновь приставил рупор ко рту:

-- Ладно! Если предоставите нам хотя бы пару кораблей, мы отпускаем девчонку. Принцесса Фиасса должна быть первой, кто вступит на их палубу! И не злитесь на нас! Мы лишь только исполняли приказ Эдуанта! С ним потом сами разбирайтесь.

Герцог Оранский даже прослезился от радости.

-- Видишь, дорогая, сейчас все закончится. И пусть вся черная вселенная знает о нашей любви. Нам нечего скрывать.

Оунтис Айлэр кивнул.

-- Соглашаемся. Куда деваться?

Ветер стал завывать с какой-то невыразимой патетикой, словно пел на все поднебесье. Он гнал капли дождя в сторону франзарской армии, то ли охлаждая ее пыл, то ли орошая благодатной влагой. Огромные языки костров пили посланную небом воду и никак не могли насытиться. Адмирал Боссони обратился к солдату, держащему Дианеллу:

-- Ладно, отпусти пока девчонку.

Черная вселенная нередко подвергалась подобного рода локальным потопам, несущих с собой грязь, слякоть, полную неразбериху вокруг. Интересно, а чем сейчас занимаются небожители?

-- Да отпусти ты нож от ее горла!

Солдат не шелохнулся. Он продолжал держать Дианеллу в крепких объятиях. Лезвие холодного оружия, казалось, еще больше углубилось в кожу. Боссони побагровел от бешенства:

-- В чем дело, рядовой?!

Солдат повернул к нему мокрое, белое как мел лицо.

-- Король Эдуант отправил на смерть моих родителей... это было несправедливо... клянусь, он был не прав... -- его губы рождали не слова, а какие-то шипящие звуки, -- я поклялся, что отомщу ему... отомщу... отомщу...

-- Что за бред ты несешь?! Немедленно отпусти девчонку! Это приказ!

-- Отомщу...

Боссони мигом сообразил, что имеет дело с ненормальным, который пытается свести с английским королем какие-то личные счеты. Даже внешностью солдат не походил на человека: мумия, движимая не духом а порывами ветра.

-- Отомщу...

Адмирал рванулся вперед, но тут дрогнул нож... Тот самый, что решал дальнейший ход истории. Дианелла разревелась:

-- Дяденька! Отпустите! Мой папа даст вам все, что захотите!

В полумраке на фоне мертвецко-бледного лица зияли красные, воспаленные затаившимся фанатизмом глаза.

-- Я поклялся, что отомщу... -- солдат крепче сжал Дианеллу за талию и наклонился к ее уху: -- Успокойся, девочка, это совсем не больно. Сейчас мы зальем кровью весь мир... Этот мир недостоин нашего взора...

-- Псих! -- Боссони понял, что дело серьезное. -- Кто рекомендовал мне этого психа? Как твое имя, рядовой?

Адмирал дал легкий знак стоявшему позади сержанту. Тот осторожно поднял ружье, целясь в затылок свихнувшемуся вершителю справедливости.

В тот же момент раздался возглас, заглушающий вселенский вой:

-- Вот вам моя подпись под вашим мирным договором!!!

Солдат чиркнул ножом с театральной легкостью, будто отрепетировал этот жест несколько раз. Из маленькой детской шеи брызнул красный фейерверк. Жалобный визг мигом перешел в хрипоту. Ее тельце судорожно подергивалось, раздувшиеся зрачки отражали в себе одну только черноту. Шлем слетел с головы солдата, и на его лбу оказалась кровавая дыра. Все произошло почти одновременно. Два тела, лишенные духа, полетели вниз с городской стены. Они так и падали -- в обнимку друг с другом. Падали в бездну, у которой уже никогда не будет конца...

В стане франзарской армии долго не раздавалось ни звука. Герцог Оранский тупо глядел на то место, где только что стояла Дианелла. Кровь отхлынула от лица, но смысл произошедшего до сих пор еще не проник в сознание. Фиасса тихо всхлипнула. Граф Ламинье понял, что в ближайшее время ему лучше не возвращаться в Нант.

-- Вот уроды... Это какие-то твари. Они хоть соображают, что мы сейчас с ними сделаем? -- коадьютор сжал кулаки и некоторое время наслаждался болью своих острых ногтей, впивающихся в ладони. Потом резко обернулся. -- Режь ей глотку! Чего ждешь?!

Фиасса жалобно застонала:

-- Альвур! Ты обещал...

Герцог только сейчас обрел дар речи. Его руки тряслись как от лихорадки, внезапный холод во всем теле сменился внезапным жаром.

-- Я... не... нет, она не виновата! Возьмем ее в Анвендус, будем держать в заложницах!

Коадьютор подошел ближе и уставил на него свое изумленное лицо. Волосы, слипшиеся от обильного дождя, отпечатались у него на лбу какими-то кляксами. Губы несколько раз пытались пошевелиться, подбирая слова. Но слов так и не последовало. Заговорил рядом стоящий Оунтис Айлэр:

-- Герцог! На ваших глазах убили вашу собственную дочь! Неужели вы не отомстите?!

Фиасса не переставала стонать:

-- Альвур, не надо! Пускай меня убьет кто-нибудь из них, только не ты!

-- Нет, милая моя, именно он! -- негодующе заорал Ламинье. -- Пусть докажет королю, что он не изменник! Иначе будет казнен как ренегат!

Герцог Оранский стоял в полнейшем шоке, не отпуская ни нежной груди Фиассы, ни ножа. Его душа металась внутри тесной, дурно пахнущей телесной оболочки. В его сознании вспыхивали и гасли разнородные картины прошлого и будущего: клятвы любви, объятия, предсмертный возглас Дианеллы, упреки всего двора, королевский суд и виселица. Все в одном месиве, не достойном называться ни явью, ни сном, ни жизнью, ни бредом... То, что происходило далее, вершил уже не он, а сломивший волю инстинкт самосохранения.

-- Любимая, прости...

Лезвие ножа дернулось вслед за рукой.

Фиасса умирала долго. Она корчилась на земле, зажимала пальцами горло, кричала и призывала на помощь давно умершую мать. Трава под ней окрасилась в багровый цвет. Ладонь герцога разжалась, и нож упал в какую-то бездну.

-- Все орудия к бою! Стенобитные машины к бою! -- заорал граф Айлэр, и этот приказ многоголосым эхом стали повторять по своим позициям старшие офицеры.

Под вой штормового ветра загрохотали пушки, и затряслась шаткая земля. Тевтонские машины вновь задолбили по городской стене. Стрелы наперегонки с пулями засвистели по воздуху. В городе началась паника. Англичане поняли, что это их конец. Адмирал Боссони мигом спрыгнул со стены, но все же получил глубокую рану на бедре -- отпечаток великой войны на теле великого человека. Стена города принялась содрогаться с пунктуальной точностью. Перед каждым очередным ударом английские воины вздрагивали: сначала от страха, потом и от самого удара. Кое-кто из них еще пытался оказывать сопротивление, но большинство побежало искать глубокие норы, чтобы спрятаться.

Герцог Оранский упал рядом с мертвым телом и зарыдал. В слезах, что текли из его глаз, было больше отчаяния, чем в обильном дожде, льющимся с чем-то опечаленных небес. Никто даже и не подозревал, что о смерти Фиассы он горюет сильнее, чем о смерти своей дорогой Дианеллы.