Гордон Диксон - Солдат, не спрашивай

Квакер справа от Джэймтона рухнул как подкошенный, а двое оставшихся тут же развернулись и бросились вперед, закрыв своими телами Джэймтона, но их оружие еще не было точно нацелено. Кенси резко остановился, словно наткнувшись на каменную стену, присел и выстрелил еще дважды. Оба солдата упали.

Теперь Джэймтон находился лицом к лицу с Кенси, и пистолет в его руке был нацелен точно на Грэйма. Джэймтон выстрелил — светлая голубая змейка мелькнула в воздухе, но Кенси плашмя бросился на землю. Лежа на боку в траве и оперевшись на локоть, он дважды нажал на спуск своего пистолета.

Рука Джэймтона, державшая оружие, медленно опустилась. Свободной рукой он оперся на стол позади себя, еще раз попытался поднять свой пистолет, но не смог.

Тот выпал из его руки. Не отпуская края стола, он повернулся, и тут его взгляд встретился с моим. Его лицо оставалось столь же спокойным, как и всегда, но в выражении его глаз, когда они встретились с моими и он узнал меня, что-то переменилось — в них можно было прочесть что-то, странно напоминающее взгляд, брошенный человеком своему сопернику, которого он только что победил и который с самого начала не представлял для него серьезной угрозы. Легкая усмешка тронула уголки его губ. Усмешка победителя.

— Мистер Олин, — прошептал он и рухнул наземь.

Раздавшиеся рядом взрывы сотрясли почву под моими ногами. С вершины холма позади нас ротный, которого Кенси оставил наблюдать за нами, начал кидать дымовые гранаты, чтобы поставить завесу между нами и противоположной стороной луга. Серая стена дыма поднялась к небу между нами и дальними холмами, скрывая нас от врага.

На мертвом лице Джэймтона застыла едва заметная улыбка.

В тот же день я как в тумане наблюдал за капитуляцией войск квакеров.

Я не стал ждать подписания договоренностей. Все кончилось. В один момент ситуация на поле боя до предела обострилась и замерла, подобно огромной, непреодолимой волне над нашими головами; взметнувшаяся и бурлящая, она готова была вот-вот обрушиться с такой силой, что грохот этого удара эхом отозвался бы на всех мирах. Но вдруг волна исчезла. Не осталось ничего, кроме заполняющей все тишины.

Если бы Джэймтону удалось застрелить Грэйма и если бы в результате этого он получил практически бескровную сдачу в плен войск экзотов, я бы попытался хоть как-нибудь использовать происшедшее за столом перемирия, чтобы нанести вред репутации квакеров. Но он лишь попытался — и погиб, не сделав этого.

Я вернулся в космолете на Землю, словно находясь во сне и постоянно спрашивая себя: почему все так обернулось?

На Земле я сказал своим редакторам, что чувствую себя не очень хорошо. Одного взгляда на меня было достаточно, чтобы мне поверили. Я взял бессрочный отпуск и засел в библиотеке центра службы новостей в Гааге, слепо рыская среди гор материалов по квакерам, дорсайцам и экзотам. Что я искан? Сам не знаю. Кроме того, я смотрел репортажи об урегулировании ситуации на Сент-Мари и много пил.

Меня не покидало ощущение, что я приговорен к смерти за то, что не справился с заданием. Я узнал, что тело Джэймтона будет отправлено на Гармонию для похорон. Незаслуженные почести, отдаваемые фанатиками фанатику, который с четырьмя подручными пытался застрелить одного-единственного вражеского командира. Ну что же, о таком еще можно было написать.

Я побрился, привел себя в порядок и спустя какое-то время отправился договариваться насчет билета на Гармонию, чтобы написать о похоронах Джэймтона и таким образом подвести итог своим репортажам.

Мое избрание в Совет Гильдии — Пирс прислал мне поздравления, когда я был еще на Сент-Мари, — позволило мне все сделать быстро. Я получил каюту высшего класса на первом же космолете, направлявшемся на Гармонию.

Пятью днями позже я уже был там, в городке, называвшемся Поминовение Господа, куда раньше меня привозил старейший Брайт. За три года городок ничуть не изменился.

Я подъехал к церкви, как раз когда к ней стали прибывать люди. Под темным, затянутым облаками небом внутри церкви было почти невозможно что-либо разглядеть. Серый свет, холодный дождь и пронизывающий ветер свободно проникали внутрь через открытые двери церкви. Через единственное квадратное отверстие в потолке лился еле пробивающийся сквозь тучи дневной свет, освещая тело Джэймтона, лежащее на возвышении. Прозрачный колпак накрывал тело, чтобы предохранить его от дождя. Но священник, проводящий отпевание, и все подходившие попрощаться с телом оказывались открытыми небу и непогоде.

Я встал в очередь, медленно продвигающуюся по центральному проходу мимо помоста. Справа и слева от меня тянулись теряющиеся во мраке барьеры, за которыми обычно стоят квакеры во время службы. Стропила слегка скругленной крыши скрывались во тьме. Музыки не было, но низкий гул людских голосов, произносящих молитвы, сливался в какой-то грустный речитатив. Как и Джэймтон, все люди, присутствующие здесь, были довольно смуглыми. Их далекими предками являлись выходцы из Северной Африки. В полутьме церкви темные фигуры сливались друг с другом и как бы растворялись в сумерках.

Наконец и я прошел мимо тела Джэймтона. Он выглядел точно таким же, каким я его запомнил. Смерть оказалась бессильна изменить его. Он лежал на спине, руки — вдоль тела; губы, как всегда, крепко сжаты. Только глаза были закрыты.

Непогода разбередила мою рану, поэтому я довольно заметно прихрамывал, а когда отходил от тела, кто-то тронул меня за локоть. Я резко обернулся. Я был одет не в журналистскую униформу, а в обычную гражданскую одежду, чтобы не привлекать внимания.

Опустив глаза, я увидел молодую девушку с солидографии Джэймтона. В сером призрачном свете ее лицо напомнило мне лик в витраже одного древнего собора на Старой Земле.

— Вы были ранены, — тихо сказала она мне, — Вы, должно быть, один из солдат, знавших его еще по Ньютону, до того как ему было приказано вернуться на Гармонию. Его родители, являющиеся также и моими, могли бы найти утешение в Господе, встретившись с вами.

Тут меня окатил дождевыми брызгами резкий порыв ветра, и его ледяное дыхание, казалось, пронзило меня до самых костей.

— Нет! — воскликнул я, — Я не солдат. И я не знал его. — Резко отвернувшись от нее, я начал проталкиваться сквозь толпу к выходу из церкви.

Но через некоторое время я замедлил шаг. Девушка уже затерялась во мраке среди людей. Медленно я пробрался к выходу из церкви и остановился, наблюдая за входящими людьми. Они шли и шли, одетые в свои черные одежды, с опущенными головами, разговаривая или молясь вполголоса.

В голове моей не рождалось ни одной мысли. Была лишь усталость, которую я привез с собой с Земли. Голоса продолжали звучать вокруг меня, и я почти задремал, перестав осознавать, зачем вообще сюда пришел.