Герман Гагарин - Засланец

– Спасибо, Дед, – отозвался Боров. Он схватил меня за локоть и потащил к невзрачной на вид хижине. – Бери как можно больше патронов, никаких припасов не нужно. Только патроны!

Оказалось, что в хижине – арсенал. Конечно, запасы его были скудноваты: все огнестрельное оружие разобрали защитники деревни перед боем с отрубаями. В заросшем паутиной углу осталось лишь неприкаянное капсульное ружье с потрескавшимся прикладом. Никто на него не позарился.

Боров открыл ящик с патронами, и мы принялись набивать патронташи и карманы. Затем Боров подвел меня к идолам. Молчаливым было не принято отбивать поклоны. Никто не валялся перед идолами в грязи, вымаливая чудо. Боров уперся лбом в усатый и бородатый лик старца с широко распахнутыми глазами, обхватил бревно руками, похлопал по мокрым, склизким бокам, точно приятеля. В воспоминаниях Тени не было инструкций, как правильно совершать обряд. Поэтому я решил постоять в сторонке. Такой показной атеизм – конечно, плохо и подозрительно… но уж лучше бездействовать, чем наломать дров на глазах у всей деревни.

Впрочем, что возьмешь со Странного? Со Странного – и взятки гладки.

Время было дорого. Боров это понимал. Он оторвался от идола, поправил ремень винтовки и направился быстрым шагом к воротам. Я последовал за ним.

Мужчины деревни сурово смотрели на нас. Изредка звучали пожелания удачи. Никто не вызвался помочь. Скорее всего, один воин для племени был ценнее, чем дюжина взбалмошных Мир и нездешних Тин. Дед и так уступил, отпустив двух человек в погоню, быть может, за собственной смертью.

– Стыдливцы еще рядом, гляди в оба глаза, – сказал Боров, когда мы вышли за ворота.

Я не знал, чем могут помочь глаза, если за нами увяжется стыдливец. Но Боров решил продолжить:

– Клянись, что будешь молчать!

– Чего? – не понял я.

– Расскажу тебе кое-что. Но сначала поклянись духами Мороси, что никому не передашь ни слова из сказанного мной!

К счастью, на этот раз личинки беззвучно нашептали правильную формулу.

– Клянусь духами Мороси: Облачником, Стыдливцем и Огнежоркой, что никому ничего не расскажу, – пробубнил я без особого энтузиазма.

– Стыдливца можно убить! – выпалил Боров и тут же принялся озираться: не услышал ли кто. – Стыдливец хорошо видит, а чует добычу даже на другом конце леса, но его можно обмануть, – торопливо продолжил он. – Стыдливец на тебя бежит, а ты стоишь к нему лицом, не трусишь. Видишь – пенек? Вот когда до стыдливца будет, как до этого пенька, делаешь резко в сторону… – Боров прыгнул вбок, вскинул руку с зажатой в ней винтовкой. – Стреляешь в колено на передней лапе! Он заваливается… в панцире открывается щель, и в нее – еще раз! – Боров тряхнул винтовкой. – Понял?

Я почесал затылок, чтоб не показаться слишком умным. Мысленно же я анализировал предложенную тактику. Рациональное зерно в ней имелось. На первый взгляд все просто. Только не каждый способен проделать этот номер, хладнокровно глядя, как на тебя мчит лесная гадина. И еще – два метких выстрела… Без особой подготовки не обойтись.

– Жить захочешь – поймешь, – так прокомментировал мое молчание Боров.

Меня не покидала мысль, что Тени пришлось пройти каждой тропкой этого леса…

Боги дождливой луны были милостивы к нам: стыдливцев мы не встретили. Следы отрубаев поначалу виднелись отчетливо. Даже я – не охотник и не следопыт – легко находил нужный путь. Налетчики отступали, как стадо скота: торопливо, наплевав на осторожность. Они старались во что бы то ни стало убраться подальше от деревни Деда, причем как можно скорее. К полю битвы стягивались стыдливцы, деревенские добивали раненых, а эти мчались напролом, уводя в чащу пленниц. Время от времени среди следов, оставленных отрубайскими мокасинами, мелькал маленький, почти детский оттиск рубчатых подошв ботинок Миры. Следов Тины я не различал. Наверное, потому что знахарка, как и отрубаи, носила мокасины.

А потом хлынул ливень, превратив в считаные секунды дорожку под нашими ногами в кисель из бурой грязи.

Дальше меня вел Боров. Какое-то неведомое чутье позволяло ему находить правильный путь. Я мог только убеждаться постфактум, что налетчики прошли здесь до нас: то поломанная ветвь попадется, то прицепившийся к колючкам кустарников клочок шерсти с дикарских одежд.

Мы добрались до Быстривицы: бурной и грязной речонки с руслом в семь-восемь метров шириной. Спустились по глинистому склону к воде, уселись на циновке из свалявшегося тростника под навесом из торчащих наружу заскорузлых корней вечнозеленых берез.

Полминуты – на передых, а затем – вперед.

– Отрубаи спустились ниже и перешли реку на порогах, – пояснил Боров. – А мы перейдем здесь и настигнем сволочей на входе в Гнилой распадок.

– Ты знаешь, как пойдут отрубаи?

– Еще бы, – хмыкнул Боров. – Наши с ними не первый год воюют… Ты к чему это клонишь, Странный? – вдруг спохватился он. – Тут один тоже ошивался со странным видом. Как в морду получил, так сразу заговорил по-нашему…

– Кстати, – я поморщился. – А зачем бить-то было?

– Затем! – насупился Боров.

– Скажи толком, Бор!

Он нехотя пояснил:

– Если кто-то надел наши тряпки, это еще не значит, что он стал лесным человеком. Для железноголовых лесные люди – на одно лицо. Но мы-то своего отличим от чужака, пусть он хоть сто одежек из шкур напялит. Спрашивается, зачем чужаку выдавать себя за лесного человека? Учинить в городе железноголовых какую-то дрянь, чтоб вина пала на лесные племена? Заслан вынюхивать что-то? Потому и врезал для начала…

– Ну и что же ты думаешь обо мне теперь? – поинтересовался я.

Боров сплюнул, шмыгнул носом.

– Хорош отдыхать. Идти надо.

Мы выбрались под утихающий дождь. Грязно-желтый поток Быстривицы нес всяческий мусор и трупы мелких животных. Вокруг торчащих из воды ветвей и коряг бурлила пена. Я внутренне содрогнулся, представив, что сейчас придется влезть по пояс в эту дрянь. Но делать было нечего. Вперед так вперед.

– Что, похоже на жижонку? – оскалился Боров и шагнул в поток первым. Я поглядел, как он осторожно ступает, подняв винтовку над головой, затем сделал первый шаг в Быстривицу.

Под подошвой ощущалось топкое, ненадежное дно. Вода благодарно хлынула в ботинки.

Я поднял винтовку повыше и собрался сделать второй шаг, как вдруг колючие кусты на другой стороне реки раздвинулись, являя вороненый ствол карабина.

– Боров! Ложись! – крикнул я.

Называть своего спутника по прозвищу вслух мне еще не доводилось, но тот все понял и без раздумий метнулся за пень, что невесть каким образом оказался посреди потока.

Ускорившись, я рванул назад. Упал на глину, прижал приклад к плечу, вышел в нормальное время и стиснул спусковой крючок.