Дмитрий Манасыпов - Район-55 (авторская версия)

— Дерьмецо… — Скопа выматерилась. — Эй, длинный!

— Да. — Один из двух охотничков вскочил с пятой точки, примощённой к разбитому подоконнику.

— Пошли. Костика вашего приведём. Давай быстрее, темнеет.

Я посмотрел им вслед. Действительно, это ещё-то шайссе, больше никак и не скажешь. Ещё одна ночь, судя по всему, нам обеспечена. А я-то хотел провести её хотя бы у Кефира, там относительно безопасно. Не получится. Парня этого не успеем дотащить. Закурив, вышел на улицу, пытаясь сообразить: где можно укрыться? А практически и некуда… и входа в Лабиринт здесь я не знаю. Дела…

— Не в Интернат же, хоть он и рядом. — Большой, сидя на крылечке, бухтел под нос. Вид у него был недовольный. — Отстой, а не ситуация. Да?

— Да не то слово. — Хотелось спать, если честно, и не думать ни о чём. — Придётся вон в те дома лезть, как мне кажется.

— Здесь же место не из самых лучших? — Турист возник на крыльце.

— Да не то слово. Мертвяков много, да и так… хватает, не пойми чего. — Большой сплюнул, отстегнув, наконец, маску. Он у нас ещё тот перестраховщик. — Не хочу никого пугать, но шанс увидеть бэньши — неоднократно возрос.

— Ой, да брось… — Я верю в фольклор. Сталкивался с Крюком, видел Хозяина, будь он неладен, зверолюд несчастный. Но бэньши?!!

— Эт ты там, дома, бросаться будешь, Пикассо. Чем хочешь, хоть телевизорами из окна. А здесь… ну его нахрен, бросать-то.

— Ладно. Смотри, тут. Я пойду, Скопу встречу. А то больно уж быстро темнеет. А с ней эти двое олухов.

— Давай. Если что — три зелёных, ты ж в курсе.

— Чего зелёных? — Турист непонимающе покрутил головой.

— Свистка, балбес. — Большой ухмыльнулся.

Егерь сидел на крыльце дома. Курил, смотрел в небо. Пытался думать о чём-то… другом, отвлечённом. Не получалось.

Небо было как небо. В смысле — как небо Района. Серое и низкое, в тучах, с проплешиной белого с голубым на самом горизонте. Солнце явно не торопилось выглядывать. В нём кувыркались несколько грифов, странных созданий, появившихся не так уж и давно. В пределе видимости ползла чёрная точка, рокотавшая на самом пределе слуха двигателями. Как обычно — «Кайман», патрулирующий свой участок границы вдоль Черты. Вероятнее всего, что параллельно ему, только в другую сторону, сейчас катятся, как обычно, два патрульных БТРа. Это тоже стало привычной частью местного пейзажа после введения карантина и установки заграждений. Если вдруг не было видно вертолёта в течение часа, то, как пить дать — что-то стряслось. Либо кто-то, не выдержавший творившегося в Районе безумия, решил пойти на прорыв. Либо, что вероятнее всего, в Район лезет несанкционированная группа рейдеров, появившихся недавно. Ну, ли совсем уж в край, какие-то ухари решили напасть на военных, дабы поживиться всем, что у них есть. Правда в последнем случае изначально донеслась бы стрельба. Хотя и она стала, за последние несколько месяцев, самой что ни на есть привычной.

За забором громко топало, с чавканьем меся грязь, стадо коров. Шедший сбоку поводырь, Меченый, помахал Егерю рукой. Тот махнул в ответ. Стадо принадлежало с месяц как обосновавшейся в Раздолье странноватой группировке молодых и отчаянных ребят, пришедших с Той стороны. Сами себя эти молодцы именовали то анархистами, то махновцами, радостно при этом зубоскаля. Странноватые были ребятки. И не в плане постоянного гогота, стоявшего в их компании. В этом как раз таки не было ничего странного. Как ещё себя может вести целый взвод юных отморозков, пребывавших в состоянии постоянного перманентного наркотического опьянения? Учитывая то, что дурман-трава, которая пёрла из земли как на дрожжах, торчала здесь повсюду. Даже Изменённых шестиногих коров, согнанных отовсюду, кормили ей же. Что получалось на выходе — лучше было и не думать. Ходоки с этим «молоком», разлитым по герметичным алюминиевым термосам, регулярно уходили на Большую землю. Он не понимал — за каким чёртом все эти ухари припёрлись в Район? Неужели нельзя было курить обычный гашиш дома, где нет ловушек и Изменённых? Ну и торговали бы им, так нет, надо было прийти именно сюда.

Да много чего произошло за эти полгода, ой, как много. Его непосредственно касалось многое. Хотя самое важное, как оказалось — произошло ещё при Волне. А вот последствия — наступили только сейчас. Да ещё и какие последствия… Егерь глухо зарычал, постарался отогнать мысли подальше. Хотя от них ведь не сбежишь, не денешься. Из пачки была извлечена следующая сигарета, немедленно прикуренная. Да и плевать на здоровье и предупреждение давно канувшего в небытие Минздрава СССР. Тем более что его, здоровья, сейчас столько что нарушить целостность организма есть задача тяжёлая. Регенерация была бешеная. Когда Егерь в первый раз попал в серьёзную заварушку, отбиваясь от безумцев с выжженными крестами на лысых головах, подранили его прилично. Сумев спрятаться в подвалах бывшего интерната, он приготовился умирать. Продырявили его в нескольких местах сразу, крови натекло на половину, как минимум, бидона для молока. Когда, вколов прямо через штанину несколько разовых шприцев-инъекторов, он провалился в тёмное беспамятство, то думал — что больше не проснётся. Успел подумать про Наташу, которая ждёт его дома, беззащитная и с большим яйцом живота. По всем приметам выходило, что наконец-то у них будет сын. И на тебе, так напоролся. А потом, после этой последнее мысли, была только темнота.

В себя Егор Серебряков, майор в отставке, прошедший через огонь нескольких локальных войн, пришёл ночью. Полежал в темноте, прислушиваясь к ощущениям. Не поверил тому, что понял, провёл руками по местам пулевых попаданий. Кровь, давно засохшая коркой, была. Дырки от пуль тоже были на месте. А вот входных и выходных отверстий от трёх первых попаданий не было. Последние две пули остались в нём. И боли не было, вместе с бессилием. Когда он сел, всё ещё осторожно и не веря самому себе, то по бокам что-то звякнуло. Пошарив, Егерь обнаружил и собрал в ладонь два сплющенных металлических комочка. Всё, кроме порванной одежды и корки крови, что напоминало о том, что недавно в него засадили эти самые пули. Которые по всем законам логики не должны были оказать здесь, рядом с ним, лежащим на грязном полу. Но оказались, непонятным образом выйдя из тела в то время, когда он витал в холодной пустоте забытья. Но долго про это он тогда не размышлял. Где-то неподалёку раздался подозрительный шорох, заставивший собраться и нашарить в кармане разгрузочного жилета магазин с патронами взамен пустого, торчавшего в автомате. «Ночник» ему не был нужен. Это свойство собственного, обновлённого и Изменённого, организма, он уже раскусил. Тихо, стараясь не задеть какой-то садовый инвентарь, валявшийся вокруг, Егерь встал. Про Интернат, ставший после Волны местом чересчур плохим, ему рассказали армейские разведчики, как-то навещавшие его. Ведь в нём содержались те дети и подростки, чья психика ещё до Изменения была, мягко говоря, другой, отличной от нормальной.