Алексей Евтушенко - Отряд-3. Контрольное измерение

— Эпикурейцы, — подсказал Александр.

— Он держал на коленях Карину и потому не мог последовать примеру Хельмута. Да и не хотел — не в обычаях русского человека ноги на стол водружать.

— Именно! Вот скажи, Саша, думал ли ты, что наши солдаты могут быть такими сибаритами и, не побоюсь этого слова, эпикурейцами? И вообще, разве солдат может быть эпикурейцем? А если и может, то, полезно ли это солдату? Вот о чем я хочу спросить тебя, мой боевой друг!

— Это, знаешь ли, от ситуации зависит, — блаженно улыбаясь отвечал Велга, принимая легкомысленный тон обер-лейтенанта. — Ты бы, кстати, ноги поберег — облезешь… Почему же не полезно? Не вижу, отчего бы солдату, если позволяет обстановка и старшие по званию, не посибаритствовать и даже не поэпикурействовать? Мы это заслужили, как уже справедливо было нами же замечено. И вообще, раньше после победы давали три дня на разграбление города. Я, разумеется, как командир Красной Армии, подобные методы поощрения особо приветствовать не могу, но в виде исключения… Опять же, мы, слава богу, не во взятом штурмом городе и никого не грабим и не насилуем. То есть нам хорошо, но от этого никому не плохо. Редкий, кстати, случай…. Так что, гуляй Хельмут, и не о чем не думай. Бери пример с меня. Так и быть, разрешаю.

— Это он мне, видите ли, разрешает! — шутливо возмутился Дитц и даже убрал со стола ноги. — Ганс Иванович, нет ли какой мази от солнца? А то я действительно, пожалуй, сгорю. У нас, саксонцев, кожа нежная…. Спасибо. Так вот, товарищ лейтенант, чтоб вы знали, мне для этого не требуется ничьё разрешение. И уж, тем более, ничей пример. Наоборот, это я вас еще научу гулять по-настоящему. Потому что только германским воинам, истинным, я бы сказал, нибелунгам, уготованы после смерти пиры Валгаллы в окружении прекрасных белокурых женщин и боевых товарищей. И отсюда неизбежно следует, что к пирам этим нам надо готовиться заранее, еще здесь, на земле. Дабы не ударить лицом в грязь пред очами бога Одина. Уж очень они, пиры эти …э-э… пиршественные. А что нужно, чтобы хорошо подготовиться?

— Как что? — усмехнулся Велга. — Выучка, конечно! Закалка и тренировка и ещё раз тренировка и закалка.

— Правильно! Как там говорил этот ваш полководец… как его… Суровый?

— Суворов.

— Хм. А Суровый мне больше нравится. Суровый к врагам! А?

— Ну, и как он говорил?

— Трудно в учении…

— Тяжело в учении.

— Не сбивай. Тяжело в учении…

— Легко на привале!

— Да! То есть, нет, конечно. На привале, разумеется, легко, но я не это хотел сказать…

— В бою, в бою легко, Хельмут.

— Верно. Тяжело в учении — легко в бою. Только в бою всегда трудно, — вздохнул Хельмут. — Но все равно он был прав. И это его высказывание мы вполне можем отнести и к пирам. Можем или нет?

— Еще как можем! Я бы даже сказал, обязаны отнести.

— И я так считаю. Значит, смотри, что получается. Белокурые, златовласые, черноволосые и даже рыжекудрые прекрасные женщины есть, боевые товарищи на месте, вина и прочего в достатке, энтузиазм…. Энтузиазм присутствует?

— А как же!

— Тогда — гуляем!

— А я думал, что мы уже….

— Нет, это была только … м-м… прелюдия, вот. Черт, каких только слов в голове не водится, иногда просто сам диву даешься… По-настоящему я еще и не начинал.

— Одно плохо, — неожиданно погрустнел Велга и мягко, но решительно ссадил Карину с колен.

— Что именно?

— Боевых товарищей мало. Онищенко бы сюда, Руммениге… и остальных, тех, что убиты на Пейане…

— Да, — согласился Хельмут. — Мало нас осталось. Что ж, самое время помянуть павших и пожелать удачи живым. Эй, личный состав, приказываю всем налить! Помянем наших павших товарищей. Может быть, они глядят сейчас на нас откуда-нибудь с небес — тех, на которых мы ещё не бывали, и вместе с нами радуются. А мы их будем помнить всегда. Все мы живы лишь потому, что они приняли смерть вместо нас. И все наши победы — это их победы тоже.

Отряд выпил стоя.

Потом выпили за Землю со всеми ее параллельными двойниками, за Германию и Россию, за дружбу и боевое воинское братство, за победу над всеми бывшими и будущими врагами, за присутствующих здесь прекрасных женщин (за Аню отдельно), за здоровье Распорядителя, который предоставил им для отдыха такое замечательное место, за само место и за всю планету в целом.

После тоста за планету, Дитц ненадолго задумался, а затем поинтересовался у скромно сидящего рядом Арнольда, можно ли совершить ознакомительную экскурсию.

— Экскурсию? — переспросил мажордом. — Да, конечно. Какую именно экскурсию вы желаете совершить?

— Экскурсию по планете. Должны же мы хотя бы приблизительно знать, где находимся! Или вы предлагаете нам день за днём и ночь за ночью торчать в Доме и на берегу? Не спорю, это замечательное и даже где-то волшебное место, но, боюсь, оно мне довольно быстро наскучит вместе со всеми его чудесами. Нет, лично я желаю путешествовать! Тут ведь, наверное, есть и горы, и пустыни, и океаны. А?

— Разумеется. На Лоне красивейшие ландшафты и богатейшая флора и фауна. В Доме имеются подробнейшие голографические карты и видеоматериалы, если желаете…

— Карты — это, само собой разумеется. Но мне хочется посмотреть своими глазами. Есть у вас какой-нибудь транспорт?

— Всенепременно. Вездеходы, на которых можно с комфортом облететь и объехать всю планету. И даже обплыть. Совершенно безопасный, надежный и скоростной транспорт. Как раз для таких случаев. Прикажете подать?

— Пока не надо, — подумав, решил Хельмут. — Гуляем. А вот через день-два, чтоб все было на ходу. Задача ясна?

— Абсолютно. Тем более, что эти машины всегда на ходу.

— Отлично! Значит, наконец-то, можно ни о чем не волноваться, а спокойно выпить. Прозит!

Солнце давно скрылось за лесистыми холмами, и сияющие кружева незнакомых созвездий усыпали небо, а веселье продолжалось и продолжалось.

Казалось, отряд поставил перед собой цель непременно отведать все марки вин и прочих спиртных напитков, имеющихся в винных погребах Дома Отдохновения, а также испробовать все яства, предлагаемые его неисчерпаемыми кладовыми и поварами. Так что, и Арнольду, и Гансу Ивановичу, и официантам, и поварам в этот день и в эту ночь работы хватило. Отряд гулял и требовал для себя и своих подруг всего, чего душа пожелает. А душа желала всякого и разного.

Сначала потребовалась, разумеется, музыка, каковая немедленно была предоставлена.

Небольшой оркестр (три гитары, скрипка, флейта, саксофон, ударные и рояль — настоящие живые музыканты, хоть и, разумеется, искусственные существа) расположился на в мгновение ока сооруженной тут же, на берегу, сцене-подиуме и услаждал слух присутствующих, как песнями и пьесами из собственного богатейшего и разнообразнейшего репертуара, так и теми, которые заказывали люди.