Алексей Евтушенко - Отряд-3. Контрольное измерение

— Отставить. — качнул головой Велга. — Мы не знаем, для чего она и пока, слава богу, не в той находимся ситуации, когда нужно безоглядно рисковать. Лучше повременить.

— Эх, кто не рискует…

— Говорю — отставить, значит, отставить. Мало нам приключений на задницу падает, чтобы мы их ещё и сами их искали?

— Так интересно же! Да и как иначе разобраться-то? Без этого… без эксперимента?

— Тебе же было сказано: с помощью головы. Разрешаю поставить мысленный эксперимент.

— Ага… — буркнул Валерка. — Мысленный. Как же. То-то, я смотрю, мы все уже наэксперементировали. Просто складывать знания некуда.

— И что же ты, Валера, такой нетерпеливый? — обнял ростовчанина за плечи Руди Майер. — Брось. Вспомни лучше. Когда это скорая встреча с хозяевами в любом из миров сулила нам покой и счастье? Только вчера, понимаешь, еле ноги унесли, а тебе опять неймётся.

— Я разведчик, не забывай, — важно объявил на это Майеру Стихарь. — А разведчик всегда должен знать, с кем или с чем он имеет дело.

— Разведчик он! — фыркнул Руди и убрал руку. — А мы, по-твоему, кто — похоронная команда?

— Перестаньте, — сказала Аня. — Оба правы. И оба не правы. Одновременно. Конечно, знать, с чем или кем имеешь дело, надо. Но этот мир… Он совершенно безопасный, по-моему. Спокойный. Мирный. Он даже безопаснее Лоны. Я так чувствую. Здесь нам ничего не угрожает. Поэтому наши командиры и верно говорят — не стоит торопиться. Некуда. Впрочем, командиры всегда говорят верно. Давайте лучше смотреть дальше. Может, ещё что интересное найдем.

Во всех домах, которые они посетили и осмотрели, больше всего их удивило одно: полное отсутствие каких-либо продуктов. Кухни, оборудованные прекрасно работающими электрическими плитами, были, но ничего похожего на холодильники они не обнаружили. Столы, стулья, шкафы с чистой посудой…. Ни хлеба, ни картошки, ни муки, ни какой-либо крупы или консервов. Ничего. Абсолютно ничего съестного.

Единственное, что им удалось найти в гостиной одного из домов — это одну початую и две нетронутые бутылки тёмно-красного вина. Французского, судя по надписям на этикетке.

— Хорошее вино, — уважительно заметил Валерка Стихарь, — вытащив пробку и осторожно понюхав содержимое бутылки. — Шато чего-то там. Дорогое. Значит люди здесь все-таки бывают.

— И эти люди предпочитают французское вино, — сказал Велга. — Во всяком случае, некоторые из них. Кстати, давненько не пил я французского вина… Ну-ка, Вешняк, Шнайдер, там на кухне должны быть бокалы…Тащите на всех! Заодно и передохнем.

Вино, действительно, оказалось отменным, и они, расположившись вокруг стола, с удовольствием его отведали.

Координатор думал.

Собственно, в этом и заключалась его работа — думать, анализировать, складывать в уме разрозненные факты и события в цельную мозаику жизни Вселенной. Так, чтобы не оставалось пустых тёмных пятен или кусочков, сидящих явно не на своих местах. У него не было ни тщательно, до малейших деталей, разработанного плана «сборки», ни какого-то образца, по которому он мог бы сверяться. Был только разум — лучший на свете инструмент для анализа. И безупречно отточенное чувство, помогающее мгновенно увидеть всю картину целиком. Увидеть и оценить.

Сейчас картина не складывалась.

Такое бывало и раньше. Но раньше Координатору довольно быстро удавалось мысленно расставить все на свои места и дальше уже поручить соответствующие мероприятия Распорядителю.

Теперь же процесс явно затягивался.

Координатор не оперировал человеческими мерами времени. С его точки зрения год и день практически ничем не отличались друг от друга. Время для него было не воображаемой осью координат, с нанизывающимися на неё большими и маленькими событиями, а живой пульсирующей в особом ритме субстанцией, и чувство этого ритма, умение подстроится под него и предсказать следующий толчок-удар, и было для Координатора истинной мерой времени.

И дело было даже не в том, что ему, Координатору, не удавалось быстро разобраться в изменяющейся картине мира, — картину эту он продолжал видеть целиком. Дело было в том, что эта картина ему не нравилась. И он не мог понять, чем именно она ему не нравится. Его разум говорил, что все стоит на своих местах, и время пульсирует в том же мощном и вечном ритме, что и всегда. Но его чувство… Его чувство не верило разуму. Так хороший врач, слушая дыхание пациента, еще не ловит ухом даже эха постороннего шума, свидетельствующего о подступающей болезни, но уже знает, что этому, на вид вполне здоровому человеку, очень скоро придется лечь на больничную койку.

Надо позвать Распорядителя, подумал он. Может быть, я что-то пропускаю, не вижу. Что-то лежащее на поверхности. Так бывает.

Распорядитель появился в своём всегдашнем облике: квадратная приземистая фигура с длинными руками и круглой трёхглазой головой — два глаза синих и один красный.

— Звали, Координатор?

— Праздный вопрос.

— Издержки полевой работы, увы. Чем больше общаешься с Низшими, тем чаще перенимаешь их привычки. Что делать, разговаривать-то приходится на их языке.

— Надо избавляться. Мы — не Низшие.

Распорядитель молча пожал плечами. Координатор мысленно вздохнул и продолжил:

— Я беспокоюсь, Распорядитель.

— О чем?

— Если бы знать точно… В том-то и дело, что при кажущемся порядке и гармонии, я ощущаю сильнейший дискомфорт. Что-то в мире идёт не так, как должно идти, но я не могу понять, что именно.

— Это на вас не похоже, Координатор.

— Я знаю. И поэтому мне не по себе. Дурацкое, надо признать, состояние.

— Чем я могу помочь?

— Я подумал, что, возможно, чего-то не замечаю. Чего-то явного, находящегося совсем рядом, но, тем не менее, ускользающего. Какого-то факта, или группы фактов или даже целой тенденции.

— Так бывает.

— Да, бывает… Скажите, Распорядитель, вы не замечали чего-то странного в пульсации временного континуума? Возможно, лёгкого сбоя или изменения ритма?

— Нет. Но я замечаю другое.

— Что именно?

— Мне не нравится то, как происходят события на основной Земле. Уже давно не нравится.

— Да, Земля… Вы справились, кстати, с той проблемой? Земля доступна?

— Да, справился. Но у меня, раз уж вы сами задали вопрос, складывается впечатление, что нами манипулируют.

— Манипулируют? Нами?! Вы думаете, о чем говорите?

— Ну, может быть, не совсем напрямую… У меня нет доказательств, но ощущение такое, что кто-то намеренно вмешивается в ход развития человеческой цивилизации на Земле.

— Что значит, вмешивается? Можно подумать, мы не вмешиваемся!

— Вы лучше меня знаете, что мы вмешиваемся лишь тогда, когда нет иного выхода. Когда невмешательство означает неминуемую гибель той или иной цивилизации. Мы спасаем. Иногда, очень редко, корректируем. И это всё. Мы не учим их, как жить. Они учатся этому сами.