Диана Удовиченко - Эффект преломления

— Золото.

Тут же три служанки растворились во мраке. Фицко исчез последним, напоследок бросив:

— Забудь эту ночь…

С этими словами горбун растаял вслед за женщинами, с ним в темноту скользнули собаки. Казалось, не было никаких похорон, был лишь страшный сон, а все эти люди отцу Иштвану примерещились.

Только холм могильный был. Священник, спотыкаясь, бросился прочь. Полночи он проплутал по лесу. Выбрался уже на рассвете, забежал в дом, закрылся на засов и долго просидел, сжавшись в комок.

Утром пришла служанка, посмотрела на хозяина, всплеснула руками:

— Святой отец! Что с вашими волосами?

Черные пряди отца Иштвана перемежались теперь седыми…

Так никто и не узнал о той истории, никто не увидел одинокую могилу в лесу. Только через неделю в замок пришли из соседней деревни три крестьянина с женами.

— Где наши дочери? — спрашивали они, стоя посреди замкового двора. — Пропали девки. Вот узнать мы пришли, все ли у них ладно.

К крестьянам вышла Дарволия, строго произнесла:

— Умерли они. Болели сильно. Ступайте прочь.

— Ой, горюшко! — заголосила одна из женщин. — Да как же умерли?! Как болели? Моя Анка здорова была, что твоя кобыла!

Вторая подхватила, завыла третья. Мужья их молча утирали глаза. Замковая челядь пробегала мимо горюющих родителей, отводя взгляды — всем было жалко девок, и слуги знали, что происходит в графском жилище, да боялись сказать. Только цыгане смотрели без сочувствия, еще и скалились, кривили смуглые лица, передразнивая несчастных.

— Ладно уж, здорова. Сегодня здорова, завтра заболела, — проворчала Дарволия, — нате вот вам, на помин…

Она сунула каждой женщине в руку по золотой монете. Слезы стали иссякать: для полунищих крестьян это были огромные деньги.

— Хоть могилку покажите, — всхлипнула одна из матерей.

— Нельзя. Госпожа запретила. — Мольфарка махнула рукой. — Ступайте с богом.

Крестьяне ушли, зато по деревням поползли новые слухи, один другого страшнее. Да и как людям было не говорить, если вскоре после исчезновения трех служанок госпожа выздоровела, стала краше и моложе прежнего?

— Как она так умудрилась? — удивлялась Пирошка. — Ведь не девочка уж.

— Как-как… выпила из девок кровь и жизнь и снова молодая стала, — отвечала Агнешка.

Больше ни смертей, ни исчезновений в замке не случалось. Постепенно люди успокоились, однако судачить не перестали.

А в конце месяца случилось то, чего с нетерпением ждала Эржебета. Рано утром графиня проснулась от цоканья конских копыт по камню, зычных мужских криков и грубого смеха. Счастье затопило душу, когда она узнала голос Ференца.

Накинув шаль прямо на рубаху, подбежала к окну. Он уже соскочил с коня, рассматривал повозку, с которой что-то выгружали. Видно, трофеи боевые. Вокруг гарцевали гайдуки.

Сердце рвалось к любимому — едва птицею не выпархивало из груди. Побежала бы, не чуя ног, кинулась на шею, прижалась бы…

Не стала. Негоже графине простоволосой бегать, подобно деревенской девке. Хлопнула в ладоши:

— Одеваться! Причесываться! Стол собирать!

Прославленного в боях супруга положено встречать при полном параде, за богато накрытым столом. Только вот Ференц не желал признавать правил. Смеющимся голосом кричал:

— Эржебета! Выгляни на миг, душа моя!

Она не выдержала, снова побежала к окну, хихикая, как девчонка. За нею спешила служанка, придерживая на весу длинные черные пряди, которые расчесывала.

— Смотри, Эржебета, какие подарки я тебе привез за рождение дочери!

Слуги вытаскивали из повозок тяжелые сундуки, ставили под окно, распахивали прямо во дворе. Блестело под утренним солнцем золото, переливалась серебряная и золотая утварь, радовали глаз пушистые меха, дорогие шелка и парча, сверкали драгоценные камни…

— Это все тебе, любимая! — широко раскинув руки, кричал счастливый Ференц.

Эржебета улыбалась, а на глазах выступили слезы. Вернулся. Не нужны ей никакие подарки, лишь бы он всегда возвращался с войны.

— А это, любимая! Смотри! Никогда ты такой штуки не видела!

Возле Ференца стояла странная вещь — будто железный футляр, ростом с человека. Граф распахнул его — Эржебете предстало утыканное острыми шипами, покрытое ржавыми пятнами нутро.

— Что это? — звонко крикнула она.

— Железная дева! Для пытки! Вот ослушается тебя служанка — сунь ее туда и посмотри, что случится! — хохотал граф.

— Это надо ж, чего удумал, кровопийца, — тихо проговорила Агнешка, которая вместе с Пирошкой оказалась во дворе и застала приезд Ференца.

— Ох, Агнеша, да неужто нас еще и этим мучить будут?

— Даже не сомневайся! Видела же ты, как лидерка проклятая трех девок насмерть запытала? И еще скольких теперь запытает…

Один из всадников, сопровождавших Ференца, спешился, неслышно подошел к служанкам, остановился за спиной и теперь внимательно слушал их разговор.

Наконец Агнешка, что-то почуяв, обернулась. Ойкнула, покраснела, побежала прочь. За нею ушла и Пирошка.

Дьёрдь Турзо задумчиво глядел им вслед, пытаясь понять, что из услышанного правда, а что — ложь.

Владивосток, май 2012 года

Дождь хлестал по лобовухе с такой силой, что дворники еле справлялись. Мы проехали Уссурийск.

Чонг сокрушенно разглядывал дырявый кожаный плащ и что-то насвистывал себе под нос. От одежды на нем остались одни обрывки — это еще по-божески, после такого-то обстрела. Я мысленно собирал воедино всю доступную информацию.

По городу летал гигантский нетопырь, убивал людей, потом убрался в тайгу. У Чжана сидит еще один, а пропало их несколько. Кстати…

— Чонг, ты можешь точно сказать, сколько ваших упырей исчезло?

— Не упырей, а киан-ши, — назидательно произнес китаец. — Проявляй толерантность. Я же не называю людей бурдюками с кровью.

— Ну так сколько?

— Кроме Джанджи и Бэя, пятеро. Но сейчас трудно сказать. Может, и еще были, просто мы не отследили.

Отлично! Допустим, их было всего семь, будем оптимистами. Двое из пропавших уже превратились в зверей, но при этом сохранили зачатки человеческого разума, раз осталась способность говорить. Значит, можно ожидать появления еще как минимум пяти монстров, а то и больше. Надо ускоряться с расследованием, такими темпами от Владивостока мало что останется.

Понять бы, что с ними происходит и где они находятся все это время. Тогда можно будет обезвредить оставшихся.

— Чонг, ваши… киан-ши склонны к отшельничеству? Может, у вас есть что-то типа монастырей для… киан-ши?

Упырь покачал головой:

— Наши любят общество. А монастыри… Говорят, есть где-то тихое местечко, только для избранных. Но там пропавших точно нет, мастер Чжан знал бы. Да и не стали бы они уходить без разрешения главы клана, это нарушение кодекса киан-ши.