Дмитрий Старицкий - Две свадьбы и одни похороны

Вражеский пулеметчик оступился, но тут же, перетоптавшись в удобную позу, выдал длинную очередь. Но покосившаяся турель сбила ему прицел, и все пули ушли правее и намного выше.

Больше он стрелять не стал. То ли сам не видел в кого, то ли приказали ему.

Я тоже больше команд не давал. И девчонки, слава богу, дисциплинированно выжидали. Все было оговорено заранее, и единственное, чего я действительно боялся, — так это того, что они бестолково откроют огонь раньше времени и раскроют свои позиции пулеметчику. Но видно, не зря я им заранее пистоны вставлял.

Если нас пасли и внимательно следили, то враги должны были знать, сколько нас и какие мы. Из всего нашего отряда бойцами они должны были числить только меня и таежниц. Остальных — бойцыцами, как их обозвал Борис Доннерман. То есть в бою — балластом. Впрочем, я тоже надеялся только на то, что они создадут лишь достаточную плотность огня, чтобы заставить врагов попрятаться за машины. Остальное дело — за таежницами: в глаз бить, чтобы шкурку не портить. У них боезапаса достаточно, почти по две пули на каждого преследователя, без перезарядки.

Оглянулся по сторонам. Вроде никого не видно. Надежно попрятались. И цифра американская в кассу пришлась — хорошо сливается с местностью. Беретки с пробковыми шлемами мы давно убрали и серо-черными бурнусами обвязались, одни глаза наружу.

Лишь ствол пулемета на сошках торчит из куста: «Галя, Галя, едрит твою налево». Это я про себя так заругался, а вслух говорить ничего не стал. Будет ствол сейчас шевелить — быстрее его заметят.

А ситуация создалась практически патовая.

Мы ждем.

И враг ждет. Ничего не предпринимает, что странно.

Минуты тикают. Поглядел на часы: какие минуты? Секунды! А кажутся минутами. Вот такой перекос восприятия.

Подтянул за ремешок небольшой мегафон на батарейках, что нашелся в автобусе от прежнего водителя. Запасливый он парень был. И то правда: зачем надрывать собственную глотку, чужих детишек в автобус собирая. Не казенная, чай. Взяв мегафон в руку и немного помедлив, пытаясь убрать волнение — адреналин уже вскипает в тушке, как шампанское в открытой бутылке, — нажал на кнопку и крикнул по-русски:

— Эй, на Плюке. [124] Плюк — название планеты из кинофильма «Кин-дза-дза», режиссер Г. Н. Данелия, 1986 года, где происходит основное действие. Зачем твой пепелац [125] Летательный аппарат героев к/ф «Кин-дза-дза». тут катается?

Враги, не вылезая из машины, шеи себе свернули по сторонам, оглядываясь. Это в джипчике. «Ленд ровер» же стоял, как будто в нем вообще никого не было.

А я опять в мегафон командую:

— Даю пять минут на то, чтобы сменить колеса и вернуться туда, откуда пришли. Иначе открываю огонь на поражение.

Из «дефендера» с переднего правого сиденья вылез наконец-то какой-то крендель. Без оружия в руках. Сложил руки рупором и крикнул по-русски:

— Эй, мужик!

— Мужики в поле пашут, — тут же откликнулся я, припомнив многочисленные стрелки девяностых. Вот, блин, не думал не гадал, где пригодится такой специфический опыт. Однако ж…

— К тебе базар есть, — не унимался тот, даже не извинившись за «мужика».

— А кто ты такой, чтобы с тобой ЛЮДИ базарили? — ответил я в матюгальник. [126] Мегафон.

— Я — Ваха! — ответил он гордо.

— Какая такая Ваха? Не знаю никакую Ваху! — Если все идет классически, то сейчас этот мачо начнет заводиться. То, что надо.

— Ты много кого тут не знаешь, — надрывался он снизу, не обращая внимания на мои подколки, граничащие с оскорблением.

— А я и знать не хочу всяких шестерок, — добавил я в голос презрения.

— Короче, мы тебе стрелку забили, — крикнули снизу.

Стрелка — это уже серьезно. На стрелку не пойти нельзя, иначе ты действительно «мужик». Хотя я заранее догадываюсь, какой пойдет там гнилой базар.

Нажал тангенту на рации.

— Девочки, третий запасной канал.

Просчитал про себя до двадцати и переключился сам.

— Тут такое дело. Мне сейчас придется выйти побеседовать с товарищами.

— Жорик, может, не надо? — раздался в ухе дрожащий голос Анфисы.

— Сам не хочу, милые. Но так вышло. Смотрите внимательно, как я упал — это сигнал: всем огонь. До этого никому не стрелять, что бы ни произошло. Ясно всем? — И через паузу: — Роза, что у врагов слышно?

Роза сидела у широкополосного сканера в замаскированном на обратном скате автобусе, от которого с нашей позиции видна была только антенна, торчащая среди деревьев.

— Пулеметчику приказали глаз с тебя не спускать, — откликнулась Шицгал.

— Все? — уточнил у нее.

— Все, — подтвердила радистка. — Будет что-нибудь еще — сообщу.

— Добро. Отбой.

Подумал немного и позвал снайпера.

— Таня?

— Тут я, — откликнулась Бисянка.

— На тебе пулеметчик.

— Куда тебе его? — Ухмылка Бисянки была слышна даже сквозь атмосферные помехи.

— Куда угодно, лишь бы сразу наповал, — и уточнил: — Как стрелять начнет, так и вали его. Отбой.

Выглянул из-за куста сбоку. Картина все та же. Храбрые парни, однако. Как бы сам в такой ситуации себя вел, находясь под прицелом, откровенно говоря, не знаю.

Поднял мегафон.

— Большой камень впереди себя видишь? Стрелка у него. Идет от вас один. Без оружия, — вроде все сказал.

— Ништяк, — крикнул этот Ваха и стал снимать с себя черный жилет-разгрузку.

Когда он сделал два шага от «дефендера», я снова указал ему:

— Пистолет тоже оставь.

Мегафон разнес мои слова громко по всей ложбине.

Ваха послушно вернулся, отстегнул от пояса кобуру и положил ее в машину. Потом повернулся ко мне и расставил в стороны руки.

— Номана все. Можешь идти, — согласился я на «встречу в верхах».

Валун стоял ближе ко мне, чем к нему. Большая такая каменюка, высотой чуть больше метра и метра полтора в диаметре. Прямо у «дороги», если можно так выразиться.

Ваха уже шел к месту стрелки, а я все тормозил. Давно уже надо было встать и пойти к камню, но руки и ноги отказывались подчиняться мне, как парализованные. Одновременно пробила мелкая такая трясучка.

Вдруг понял, какой я маленький, слабый и ничтожный по сравнению с этим миром, с обоими известными мне мирами, со всей Вселенной наконец — тварь, букашка. Но как каждая букашка отчаянно цепляется за свою никчемную жизнь — как за высшую ценность Бытия. И все в ней кричит каждой клеточкой: ЖИТЬ!!! ЖИТЬ ХОЧУ!!!

Просто жить, несмотря ни на что.

Ух ты! Я, оказывается, трус поганый. А раньше не знал.

У Геннадия Полоки, в «Интервенции», герой, которого гениально сыграл Владимир Высоцкий, произносит такую сентенцию: «В контрразведке тебе сначала предложат папиросу, а потом — жизнь. Папиросу взять можно, а вот жизнь — нет».

А мне СТРАШНО!