Михаэль Драу - Форма жизни

— У тебя красивое тело, Мортэм. Наверное, у тебя было много любовников при жизни. Но разве они способны оценить тебя по достоинству? Они все отвернулись от тебя, когда ты… изменился… Все тебя бросили. И твой бывший хозяин тоже. Только я теперь здесь, с тобой.

«Не все меня бросили», — подумал Мортэм и вспомнил, как перед его лицом закрывались серебристые створки лифта, а по ту сторону оставались мать и брат. И они хотели кинуться к нему, обнять, не отдавать «Танатосу». Но створки сомкнулись. Бог смерти проглотил свою добычу.

Эрих расстегнул виниловую безрукавку зомби. Приник губами к твёрдому, как горошинка, соску.

Мортэм покорный. Лишь губы его сжаты словно в отвращении. В точности как у Лорэлая. Эрих старается не замечать этого. В конце концов, он же не собирается доставлять удовольствие своему партнёру. Даже если бы тот мог что-то чувствовать. Эти чёртовы мертвецы окончательно распоясались. Они не имеют никаких прав — даже права на несогласие. Они — частная собственность.

— Ты красивый, — снова шепчет Эрих, сам не зная, зачем. Ведь зомби наплевать на комплименты. Он просто хочет сохранить свою память. Свою личность.

Эрих стягивает с Мортэма его виниловый килт, расстёгивает штаны под ним, спускает их до колен, потом разворачивает зомби спиной к себе и, чуть надавив на плечи, принуждает встать на колени. Мортэм подчиняется без рвения, без готовности, без сопротивления. Эриху кажется, будто он сам — ребёнок, который играет с куклой в рост человека.

Он наклоняет Мортэма так, что тот утыкается переносицей в скользкую крышку криокамеры.

В тишине кельи и едва слышном гуле каких-то приборов вжикнула молния на ширинке джинсов.

Гребень белых волос Мортэма ложится в руку Эриха так же удобно, как скальпель. Резугрема прошивает судорогой, он запрокидывает голову назад.

Внутри Мортэм тесный — наверняка до Эриха никто не был с ним «сверху» — и прохладный. Приходится дёрнуться несколько раз, чтобы полностью войти в него. Живому бы было больно. Мортэму всё равно. Крупное тело резонирует от толчков Эриха, но не отвечает ни протестом, ни приближением.

Эрих двигается по заданной раз и навсегда траектории. Секс никогда не лишал его способности анализировать — здесь и сейчас, секс — та же математика, секс с мёртвым исключает ошибку в расчетах.

Физическое удовольствие — лишь всплеск серотонина в подкорке.

Эриху важнее осознание власти. Отношения хозяин-подчиненный, нет, создатель-творение.

Круг замкнулся.

Эрих наклоняется к бритому затылку Мортэма и касается языком ямки, где череп переходит в шею. Немного прикусывает выступающие позвонки чуть ниже.

Кончил Эрих не в Мортэма — на молочно-белую спину зомби, капли спермы были похожи на капли пота.

Мортэм не двигался. Белёсые капли медленно стекали по крепким ягодицам.

— Можешь встать и одеться, — пробормотал Эрих.

Зомби покорно распрямился и привёл в порядок свою одежду.

Он не проронил ни звука, а биолог расслабленно и лениво следил за его спокойными и чуть заторможенными, как у сомнамбулы, движениями.

Эрих всё-таки решился взглянуть в его глаза, и на мгновение ему показалось, что в них мелькнула настоящая ярость. Чушь. Зомби класса Бета не испытывают абсолютно никаких эмоций.

Эрих прикоснулся электрошоком к сонной артерии зомби, не нажимая кнопку, и прошептал:

— Вот видишь, мой мальчик. Всё очень просто. Ты — совсем не тот, кто может сопротивляться мне. Никогда не забывай о том, что ты есть. Зомби.

Эрих поправил свою одежду, застегнулся и вышел из кельи.

Мортэм остался один. И без какого бы то ни было приказа, самостоятельно и медленно сел на крышку криокамеры, склонив голову.

Лорэлай тихонько выругался вслед Эриху. Проклятье. Как не вовремя он явился. А если бы решил проверить, чем занят подопечный, какую именно информацию вздумалось найти? К счастью, Эрих воображает Лорэлая беспомощной капризной куклой.

К счастью…

Лорэлай усмехнулся. Когда-то — о, много лет назад! — он цеплялся за Эриха как за единственное близкое существо. Он никогда не любил слишком рациональных людей, он представлял своего гипотетического любовника совсем другим. Интрижки в театре и опере при жизни были просто баловством. Лорэлай приглядывался к правителям соседних колоний. Которые, кстати, наперебой признавались ему в любви и обещали увезти на свои планеты и вылечить его от страшного, непобедимого недуга. Лорэлай выбирал и тянул время. Пока не достался какому-то учёному сухарю, похожему на засушенный цветок бессмертника.

Несправедливо.

Вдвойне несправедливо, что его, Диву, держат взаперти, как экспонат в музее. Эрих — коллекционер, и к своему «шедевру» относится точно к украденной картине.

Украденной, вот именно. Лорэлай не просил оживлять его. Но страх, преданность и жалобы на не-жизнь были правдивы только первые годы.

Потом Лорэлай увидел плюсы своего нынешнего положения. Особенно когда случайно встретился в «Гранд Опера» с одним из своих бывших любовников, которого помнил стройным крепким юношей, обладавшим лирическим тенором, нежным и лёгким, как шёлковое покрывало. За пятнадцать лет это дивное создание превратилось в безобразно расплывшегося мужика со следами алкоголизма и постоянных депрессий на одутловатом лице. А Лорэлай остался прежним. Даже стал лучше — исчезли возрастные морщинки на лице, тело стало гибким и грациозным, как у кошки, и, откуда ни возьмись, появился какой-то странный, магический шарм. Все преимущества живых — чувства, свободная воля, сохраненный разум и способность заниматься сексом, плюс все преимущества мёртвых — отсутствие голода, усталости, болезней, старения, да ещё возможность сознательно воздействовать на людей так, что они могли потерять сознание — разве это не везение? Недоставало малости — возможности утолять неизбывную жажду крови. И свободы. Настоящей свободы, а не попустительства Хозяина по отношению к любимой породистой собачонке.

Конечно, Лорэлай продолжал изображать страдания, частично почерпнутые из старинных книг о вампирах и прочей нежити. Но спектакль надоел.

Пришла пора действовать.

Лорэлай выждал несколько часов. Необходимая информация заготовлена, осталось разыграть козырную карту. Необходимо только выждать. Он лежал с открытыми глазами, пытался уловить течение времени, но время остановилось в чертогах не-смерти. Лорэлаю всегда чуть за тридцать. Без инъекций стволовых клеток и пластических операций.

Эрих негласно именует божеством себя, но Эрих смертен…

Он всего лишь человек.

Лорэлай улыбался.

Следующий день после концерта прошёл как обычно. Едва ли не поминутно приходилось впускать на территорию владений Эриха очередного курьера с роскошными букетами цветов и записками, управляя автоматическими воротами дистанционно. Эрих лично этим не занимался, да и Лорэлаю вскоре надоело, и он перестал отвечать на звонки. Курьеры не могли долго ждать, пока их впустят, а стремились поскорее покинуть это жуткое местечко. И у кованых чёрных ворот вскоре нагромоздилось множество букетов — всё это походило на траурные венки у кладбищенской ограды.