Сергей Дмитрюк - Лава

Она бежала мне навстречу, спотыкаясь и падая, не обращая внимания на разбитые колени. Через минуту я подхватил ее в свои объятия — обессиленную, измученную, такую родную и любимую! Крепко-крепко прижал ее к своей груди, зарывшись лицом в ее пыльные волосы. Когда она подняла ко мне свое лицо, я увидел ее глаза — море счастья и безудержных слез.

— Юленька!.. Милая!.. Родная моя!..

Я целовал ее лицо, ее соленые от слез глаза и горячие щеки, ее дрожащие губы.

— Жизнь моя!.. Сердце мое!..

— Максим… — захлебываясь рыданиями, простонала она, ненасытно всматриваясь в мои глаза, словно пытаясь раствориться в них, унестись на просторы далекой, родной планеты, где мы были так счастливы. — Максим… я люблю тебя!

Неожиданно тело ее ослабло, и я почувствовал, как она падает без чувств на землю. Подхватил ее на руки — легкую, как пушинку — и понес к воротам, к выходу из этого ада, где ей было не место. Голова ее безвольно упала на мое плечо, темные круги лежали вокруг глаз, сухие, потрескавшиеся на ветру, губы были плотно сжаты. Безмерная боль и страдание сквозили в каждой черточке ее лица. И сердце мое обливалось кровью от сознания того, что нельзя повернуть время вспять, что именно я был виновен во всех ее страданиях, и что не уберег ее от всех этих несчастий и мук. Но теперь все будет иначе! Теперь ни один волос не упадет с ее головы! Теперь мы снова вместе и не расстанемся больше никогда, пока живительный огонь Храма Памяти не вознесет наш прах к вечным звездам!

Я нес свою любимую к воротам этого проклятого лагеря, и сотни сочувствующих глаз провожали меня. Люди, перенесшие ужасы заточения, пытки и унижения, умели сопереживать чужому горю и радоваться чужому счастью. Тяжелые испытания, выпавшие на их долю, очистили их души, вознеся их над всем остальным миром, полным жестокой, бессмысленной борьбы и алчного стяжательства власти. Эти люди теперь были в силах изменить этот мир!

Десятки костров, источавших жаркое пламя, клубили над лесом смолистый сизый дым, поднимавшийся к верхушкам деревьев, залитых лучами закатного солнца. Мастеровито срубленные из коричневых толстых стволов домики с плоскими крышами занимали все пространство обширной лесной поляны на склоне скалистого холма, с востока, к которой примыкала широкая вырубка, обнесенная высоким частоколом. Дружный стук вибротопоров и визг ультрачастотных пил говорил о спорой работе старателей, возводивших на краю вырубки большие приземистые дома.

Я остановился невдалеке, наблюдая за тем, как свежеобтесаные бревна ложатся одно на другое, как Стоян и Гвоздь тщательно подгоняют зазоры между ними. Откуда-то с востока, перекрывая стук топоров, родился, усиливаясь с каждой минутой, низкий вибрирующий звук. Я задрал голову, глядя в сторону садящегося солнца: над лесом, блестя обшивкой, появился грузовой гравиплан, сделал круг, заходя на посадку. Топоры смолкли — старатели, задрав головы к небу, следили за тем, как серебристый каплевидный аппарат осторожно опускается на поляну. Рокот посадочных двигателей отдавался глухим эхо в глубине леса. Спустя минуту все стихло, и из распахнувшегося люка на землю соскочил довольно улыбающийся Рэд Ван. Я поспешил ему навстречу.

— Ну вот, как обещал! Аппарат в твоем распоряжении! — радостно сообщил Рэд, пожимая мою руку. — Машина в полной исправности, как новенькая! — Он похлопал ладонью по обшивке гравиплана.

— Как же тебе удалось?

— Не просто. Но старые друзья помогли и в этом. Самым трудным было перегнать гравиплан из столицы в предместье. А дальше, уже легче.

Я осмотрел машину, заглянул в кабину, и даже посидел за управлением, борясь с искушением запустить двигатели и отправиться в путь немедленно. Но спешить сейчас было нельзя. Отослав Рэда отдыхать, я вернулся к себе в домик.

Косые лучи солнца проникали в широкое окно, борясь с надвигающимися сумерками в углах комнаты. Пахло смолой и терпкой хвоей. На широком топчане, крытом шкурами лежала Юли, и, кажется, спала. Я бесшумно приблизился к ней по дощатому полу, осторожно опустился рядом на топчан. Долго всматривался в бесконечно дорогое, знакомое до мельчайших черточек лицо. В уголках ее глаз и между бровей залегли крохотные морщинки — следы пережитых ею испытаний, страданий и боли. Но теперь все было позади. Судьба, трагически поломавшая всю нашу жизнь, снова улыбнулась нам, возвратив надежду на счастье и любовь.

После освобождения из лагеря, Юли считала чудом нашу с ней встречу, и я готов был согласиться с ней, слушая рассказ о злоключениях, выпавших на ее долю. В тот трагический момент, когда продажная пуля Ена Шао пронзила ее тело, пройдя навылет через левый бок, и когда я считал Юли потерянной для себя навсегда, испытания ее только начинались. Раненную и бесчувственную, истекающую кровью ее бросили в подвал виллы Наоки, как ненужную вещь. И только крепкое здоровье, взращенное многолетними занятиями спортом и сильная наследственность, заботливо очищенная генными инженерами ПОТИ [8] ПОТИ — психическая очистка и трансформация индивида. Одно из подразделений Охранных Систем Общества, занимающиеся изучением и очисткой наследственности каждого человека Земли, корректировкой его генной структуры с целью исключения глубинного влияния страданий, болезней, бед, химического и радиоактивного заражения прежних времен (фантаст.). — этими стражами чистоты и здоровья человеческого рода Земли — не дали ей тогда погибнуть. Обнаружив, что она жива, приспешники Наоки не стали ее добивать. Ее отдали Ену Шао, который отправил полуживую Юли в лагерь для политических заключенных. Здесь мы потом и встретились. Там, в лагере, сердобольные женщины-заключенные заботливо выходили Юли, залечив ее физическую рану, но раны душевные им вылечить, было не под силу. Бесконечная череда унижений, издевательств и страданий наложили неизгладимый отпечаток на ее внутренний мир, но все же не сломили ее окончательно. Искра надежды теплилась в ее сердце, согреваемом неугасимой любовью ко мне…

Но теперь страшный сон, преследовавший ее столько времени, закончился. Тень смерти, коснувшаяся нас обоих, не смогла заглушить в нас страстный родник жизни, который все еще бьется в наших сердцах. А раз так, значит, не под силу ей будет разлучить нас ни теперь, ни после! Полный уверенности в этом, я осторожно тронул волосы Юли, погладил ее по впалой щеке. Мое легкое прикосновение разбудило ее. Она зажмурилась, поворачиваясь на спину, и сладко потянулась. Посмотрела на меня еще сонным, но лучистым взором. Я окунулся в ее глаза, в которых отражалось земное небо в легких летящих облачках. Спросил: