Владимир Коваленко - Камбрия - навсегда!

— Вот видите, преосвященный, тридцать три минус двадцать пять — восемь. Ровно по закону.

Немайн вспомнилось: «На эти два процента и живу». От реальных-то вложений выходит совсем не восемь процентов, а все тридцать три. Уши дернулись. Эмилий чуть расширил глаза: «Не выдавай». Немайн не выдала. На деле и треть от оборота для военного поставщика процент божеский.

— Клан бы заплатил, — вздыхает Ивор. — Только у нас денег столько нет. И у остальных нет. Скотом разве. Хранительница, мы у тебя в долг возьмем, а? Понимаю, что грамотки. Да их же берут не сильно хуже серебра.

Начался привычный деловой разговор: обеспечение, сроки… Смахнув песок с подписанного договора, Немайн завела речь о предстоящем походе.

— Люди не обязаны идти дальше. Но нужно. Если Хвикке не добить сейчас, они оправятся. Быстро. Уже на тот год саксы с континента вновь Гвент на зуб попробуют. А если их пропустят?

— Дрянные дела выйдут, — согласился Ивор. — Хотя Артуису тогда не жить. Значит, навестим Хвикке? Добро. С них есть что взять.

— Взять мало. Нужно остаться. Для этого не дать собрать ополчение. Каждый час на счету, а что творится с большой армией — видишь. Выхода нет, придется сунуться малой. Это риск. И все-таки я бы хотела, чтобы люди на него пошли.

— Прикажешь — пойдут, — хмыкнул Ивор. — А позовешь — тем более. Даже нехотя! После твоей песни… Знаешь, даже при Кадуаллоне никто не видывал такого количества улепетывающих саксов одновременно. И хоть пела ты — дрались все, и победа вышла общая. И никому не захочется терять причастности к победе. Позови их, Немайн. Пообещай славу на века, как у рыцарей Артура. Пообещай добычу…

Стукнул кулаком по колену. Дернул вислый ус. Все выходило верно, да не совсем. Слава, добыча… Это говорят всегда и все! Конечно, если скажет Неметона, слова выйдут весомей. Но и этого может не хватить.

— Вот есть еще что-то! Чую, но прямо сказать не получается. Начну-ка издалека. Последние годы жить стало как будто чуточку тяжелей. Много парней в город уходит. А те, что остаются, землю так уже не холят. Почитай, все хозяева из молодых лишний урожай берут. А земля такого не любит, может и родить перестать, как под саксами. Я, конечно, ворчу, как на меня отец ворчал, но… Если внуки в них пойдут, не прокормимся. Земля им нужна. Новая. Жирная, равнинная. Которую можно пахать, а не только бороновать. Ради которой не нужно копать каналов. Которую не нужно разбивать на клетушки изгородями. Луга, на которые можно выгнать скот, а не окашивать осторожно, боясь повредить. Ленивая земля за Северном! Вот это им и скажи.

Тут неожиданно встрял Эмилий:

— А еще прибавь, что настоящие парни, ввязавшись в драку, доводят ее до конца.

Немайн осталась единственной в шатре, кто не заметил восхищенного взгляда Эйлет. Сам римлянин не увидел — спиной почувствовал. Отчего только шире развернул плечи. Вот это сида уловила. Что ж, человек, в одиночку удержавший стратегическую переправу, заслуженно гордится подвигом. Для купца он еще скромен. Но решение неплохое. Гленцы люди основательные. Довести дело до конца для них веский довод.

Что хорошо, Немайн совершенно не хотелось звать и вести за собой. Нет уж. Пусть каждый знает, на что идет. Возглавлять, организовывать, руководить — пожалуйста. А если в ряды затешутся слишком уж восторженные идиоты, рассчитывающие на песенки богини, а не на собственные копья да топоры — она их повычистит. Не то, ненароком, нормальных погубят.

Немайн деловито потерла руки. Как работать с людьми малыми — увидела, теперь следовало приниматься за великих. И первым — за Гулидиена. Как-никак почти сюзерен. Надобно навестить. Провести по итогам боя военный совет. Начистоту, среди своих — без соседей, не всегда любимых, да непременно беспокойных.

Увы, король был зол и маловменяем. Ожидал, что Кейндрих, примчавшись, повиснет на шее. Не случилось. В результате — страдания. И все мысли — совершенно не о том. Честно пытался сосредоточиться на военных делах — не получилось. Мимо, как сквозь вату, проскакивали отрывки фраз. «Армия не готова к быстрому выступлению». «Но хоть часть». «Ирландцам досталось…» Тут Гулидиен тряхнул головой и подтвердил: тяжелейшие потери и наибольшая слава в сражении выпали на долю легкой пехоты и первой линии копейного строя. Так что пусть ступают по домам: долг свой исполнили. От всей последующей добычи всем, кто вернется теперь — и выжившим, и семьям павших — определить половинную долю. Потому как во всех будущих победах будет и их слава, и их риск. Легат-ирландец, еще вчера не ожидавший, что командование гленскими Десси свалится на него, молча кивал.

После минутной активности король снова впал в оцепенение и принялся разглядывать кружащую вокруг лампы моль. Легаты высказались по три раза, а командующий все никак не удостаивал решением. Ивор хлопнул ладонью по столу.

— Это король Британии? — спросил громко. — Не верю!

Он был прав, но давить на короля сейчас не следовало.

— Ивор, ты, верно, еще не привык к военным советам, — проворковала Немайн, — да и от спертого воздуха кровь к голове приливает. Выйди-ка, подыши свежим.

— Тут у нас не воздух спертый, тут мысли спертые…

Увлекся. По-хорошему не понял.

— Господин легат, ты слышал приказ командующей. Походи по улицам. А лучше в городской сад или к реке, там свежей всего, — Сида сердито поджала губы. Вообще, прежней, улыбчивой да озорной, со времени битвы ее пока не видали. — Ясно? Исполнять.

Лицо Ивора стало одного цвета с сапогами парфянской юфти. Но ушел. Снова молчание.

— Брат, что ты решил? — Средненький из дружной семейки.

Король безмолвствует.

— Ты слышишь?

— Я ничего не решил. Не умеешь ждать — ступай, проветрись.

Немайн кивнула.

Скоро в комнате сидело трое. И молчаливый ирландец — умница — все понял, встал:

— Хранительница, мне подышать свежим воздухом?

— У тебя и так много дел. Ступай. Нам с королем с глазу на глаз поговорить придется. Не при гражданах и подданных.

И вот — вдвоем. Молчание понятней упрека. И все-таки… Сперва скрип стула, шаги. И только потом объяснение:

— Ты обещала помочь. А сделала хуже!

Взлетевшие брови, пожатие плеч. Смешно, но король сам занял позицию неуспешного руководителя, нервничающего перед лицом эксперта-«пожарника». Сколько таких на памяти Клирика бегало, потело, мялось. Бывало и упрекали. Бывало — нависали сверху вниз.

— Я не обещала, что все выйдет быстро и просто. А ты, видимо, ждал идиллии? Вспомни, я говорила, что Кейндрих примчится на помощь, если любит? Она здесь. Радуйся!

Гулидиен только зубами скрипнул.

— Хороша радость.

— Привыкай к семейной жизни. С Кейндрих тихо и спокойно не будет. Может, поищешь кого поспокойней? Позабитей? Кейндрих — единственная наследница отца. Всю сознательную жизнь — единственный ребенок в семье. Последние годы она практически правит королевством. А потому привыкла, что государственные интересы и есть ее личные. Привыкла, что добивается всего, чего ни пожелает. Пойми, она по-прежнему хочет быть первой! Представь: мчится она на выручку нам, перед глазами — изнемогающее от борьбы диведское войско, и ты, признающий, что на ней жениться и при ее главенстве почетно. Это ее мечта. А что вышло? Вышло, что счастья нет. Из-за рыжей да ушастой. Которая мало того, что распугала саксов, мерзавка, — это можно и простить, так еще и совещаться к чужому милому по ночам шастает!