Сьюзен Коллинз - Сойка-пересмешница

Прим ошибалась. Ничего уже не поправить.

— Я не могу здесь больше оставаться, — произношу я, едва ворочая языком, как пьяная. — Если вы хотите, чтобы я была Пересмешницей, отправьте меня куда-нибудь еще.

— Куда же? — спрашивает Хеймитч.

— В Капитолий, — непроизвольно вырывается у меня. Я точно знаю, что мне там предстоит сделать.

— Сейчас не могу, — говорит Плутарх. — Пока не освобождены все дистрикты. Но могу обрадовать — бои закончились почти везде, кроме Второго. Это будет орешек потверже.

Верно. Сначала дистрикты, потом Капитолий. А потом я убью Сноу.

— Хорошо, — говорю я. — Пошлите меня во Второй.

Второй дистрикт, как и следовало ожидать, отличается большей площадью, поскольку состоит из множества горных деревушек. Первоначально в каждой из них была своя шахта или каменоломня, где и трудились местные жители. Теперь же в деревнях по большей части места дислокации и тренировочные базы миротворцев. На первый взгляд кажется, что разбить их не составит тру да—ведь на стороне мятежников воздушные силы Тринадцатого. Но есть одна загвоздка: в самом центре дистрикта находится практически неприступная гора — средоточие военной мощи Капитолия.

С тех пор как я передала местным изможденным и отчаявшимся повстанцам то, как Плутарх высказался об их дистрикте, гору мы называем не иначе как Орешком. Военная база на Орешке появилась сразу после Темных Времен, когда капитолийцы потеряли Тринадцатый дистрикт и отчаянно нуждался в новой подземной крепости. У них, правда, сохранилось кое-что в окрестностях самого Капитолия — ядерные ракеты, авиация, пехота, — тем не менее значительная часть их военных сил осталась на территории врага. Конечно, нечего было и думать, чтобы построить копию Тринадцатого, который создавался веками. И тут им пришла мысль использовать заброшенные штольни в соседнем Втором дистрикте. С воздуха Орешек кажется обычной горой, зато внутри находятся огромные пещеры, образовавшиеся, когда из горы высекали каменные плиты, которые затем поднимали на поверхность и везли по скользким узким дорогам к далеким стройкам. Сохранилась даже железная дорога, доставлявшая шахтеров от горы в столицу Второго дистрикта. Рельсы ведут прямо к площади перед Домом правосудия, где мы с Питом стояли во время тура победителей, стараясь не смотреть в глаза скорбящим родственникам Катона и Мирты.

Место, конечно, не идеальное, поскольку в горах часто случаются оползни, селевые потоки и сходы лавин, однако преимущества перевешивали недостатки. Продвигаясь в глубь горы, шахтеры оставляли опорные стойки и каменные перегородки, чтобы штольни не обвалились. Капитолий укрепил их и начал превращать гору в военную базу с вычислительными центрами, залами заседаний, казармами, оружейными складами, ангарами для планолетов и ракетными пусковыми установками. Снаружи гора осталась почти такой, как прежде. Непроходимые дебри, полные диких животных. Природная защита от врагов.

По сравнению с прочими дистриктами, во Втором люди жили в достатке. Даже по их телосложению видно, что они с детства нормально питались и имели все необходимое. Некоторые шли в шахтеры или рабочими в каменоломни. Другие обучались для работы в Орешке или поступали в миротворцы. С малых лет детей тренировали и учили драться. Голодные игры открывали путь к богатству и славе. Неудивительно, что капитолийскую пропаганду здесь проглатывали куда легче, чем в остальных дистриктах. Даже перенимали капитолийские обычаи. И все же в конечном счете они оставались такими же рабами. Если миротворцы и работники Орешка предпочитали об этом не задумываться, то каменотесы помнили всегда, и именно они составили костяк Сопротивления.

За две недели, которые я провела здесь, положение не изменилось. Дальние деревни в руках мятежников, город разделился на два лагеря, а Орешек стоит все такой же неприступный. Входы укреплены, сердце базы надежно скрыто в глубине горы. И пока это так, Второй дистрикт принадлежит Капитолию.

Я стараюсь помочь чем могу. Навещаю раненых. Снимаюсь в агитроликах. Меня не допускают в места сражений, но приглашают на собрания военного совета, чего никогда не делали в Тринадцатом. Вообще здесь лучше. Больше свободы, никаких дурацких расписаний на руке. Не нужно сидеть под землей, как крот. Я живу в деревнях повстанцев или в пещерах. Ради безопасности меня часто переселяют. Мне разрешили охотиться при условии, что я буду не одна и не стану уходить далеко. Чистый горный воздух творит чудеса. Я чувствую, как ко мне возвращаются силы и из головы выветриваются остатки тумана. Но чем светлее становится разум, тем яснее я осознаю то, что сотворили с Питом.

Сноу украл его у меня, искалечил до неузнаваемости и выбросил. Боггс, поехавший во Второй вместе со мной, говорит, что спасательная операция прошла подозрительно легко. Скорее всего, Пита намеривались так или иначе доставить мне. Может быть, высадили бы в каком-нибудь из мятежных дистриктов, а то и в самом Тринадцатом. Обвязанного ленточками и с надписью: «Для Китнисс». Запрограммированного убить меня.

Только теперь я способна оценить настоящего Пита. Его доброту, надежность и теплоту, за которой кроется истинный огонь сердца. Кто в целом мире, кроме Прим, мамы и Гейла, любит меня просто так, ни за что? Теперь, вероятно, никто. Иногда, оставшись одна, я достаю из кармана жемчужину и вспоминаю мальчика с хлебом, его сильные руки, защищавшие меня в поезде от кошмаров, наши поцелуи на арене. Ищу название тому, что потеряла. Только какой в этом смысл? Все кончено. Пит меня покинул. Что бы ни было между нами не было — этого больше нет. Клянусь, я убью Сноу.

Лечение Пита в Тринадцатом продолжается. Плутарх держит меня в курсе, хотя я его об этом не прощу. Бодрым голосом кричит в трубку что-нибудь вроде: «Отличные новости, Китнисс! Мы почти убедили его, что ты не переродок!» или «Сегодня он самостоятельно ел пудинг!»

Потом звонит Хеймитч и говорит, что Питу нисколько не лучше. Единственный лучик надежды приходит от моей сестры.

— У Прим идея, — рассказывает Хеймитч. — «Охмор» наоборот. Вызвать у Пита какое-нибудь воспоминание о тебе и в это время вколоть ему успокоительное, например морфлинг. Мы попробовали пока только с одним воспоминанием. Показали Питу видеозапись, где вы с ним в пещере и ты рассказываешь, как добыла козу для Прим.

— Есть улучшения?

— Ну, если полное ошеломление лучше неконтролируемого страха, то да, — говорит Хеймитч. — Хотя я в этом не уверен. Он молчал нескольких часов. Будто впал в ступор. А когда очнулся, единственное, о чем спросил, — где теперь коза.

— Понятно, - говорю я.

- А как там дела? - спрашивает он.