Владимир Молотов - Урал атакует

– Ну что, убедились? Деньгами здесь не пахнет, – прокомментировал Ганя.

– Зато стоит эта вещичка, я так чувствую, весьма-а прилично, – ехидно улыбнулся Колян Питерский.

Приятели уставились на него. Выдержав многозначительную паузу, он добавил:

– Вот только кому ее загонишь? Разве что тем же америкосам, которых я не перевариваю… В общем, так, ребята. – Атаман приосанился. – То, что оружие против америкосов, – это я уважаю. Уж кого, а их я с детства на дух не переношу. Так что ваше дело правое, и я с ним полностью солидарен. А потому я принял решение отпустить вас без русской рулетки. Обеими руками я буду болеть за удачное исполнение вашего секретного задания. Более того, я помогу вам восстановить машину к завтрашнему утру. Здесь в горах у нас только боевая точка, а штаб находится неподалеку в одном селе. Мы туда оттартаним вашу тачку, там есть толковые ребята с мастерской, они быстро восстановят железо.

И Костя, и Ганя – оба раскрыли рты, каждый хотел что-то сказать, но атаман поднял руку и продолжил:

– Однако же, поскольку вы положили двух моих неплохих бойцов – на ваше счастье, не смертельно, но выбили из строя… Так вот, поскольку вы их положили, мне по справедливости причитается за это некоторая мзда. Посему нам придется вернуть вам назад облегченные кошельки, а также поживиться у вас оружием. В остальном же… Короче говоря, сейчас пойдем в деревню, пожрем, в баньке попаримся.

Они сидели полуодетые в просторной кухне деревянного дома у русской печки. Уже опробавшие местную баньку, разморенные парилкой и самогоном, вкушали трапезу. Колян Питерский в неизменной вязаной шапочке, в салатного цвета футболке и синем трико, барином восседал в старом кресле. Кресло было обтянуто зеленой тканью, стояло на фоне совкового кухонного гарнитура под молоко. Костя в расстегнутой рубашке сутулился на стульчике, уютно подогреваемый со спины печной стеной. Рядом обнаженный по пояс Ганя, в одних брюках, с мокрыми, вьющимися, точно китайская лапша, волосами, облокотившись на пластиковый подоконник, покуривал сигарету. В эти минуты со своими мускулами он напоминал Косте этакого кентавра. В потолке светилась современная диодная люстра, отчего на кухне было бело как днем. На столе, помимо опустошенной на две трети литровой бутыли с мутной жидкостью, радовало глаз много разных яств. Тут были и красная рыба, старательно порезанная, – необычайная редкость, – и толстые куски сала с мясными прожилками, и картошка по-деревенски в мундирах, и пельмени, и вскрытая банка маринованных огурчиков с торчащими наружу водорослями, и еще всякое, по мелочи.

– Анархия, блин, это мать порядка, так говорил батька Махно, – хмельно вещал Колян с горящими глазками. – Это, блин, общество, в котором признается только воля отдельной личности, и только она, и ничто другое. С-следовательно, человек выдвигается на первый план и называется высшим идеалом. Но мы, блин, адаптировали эту арх… архаичную анархию под реалии двадцать первого века. Мы признаем государственный строй, в котором во главу… Иа. Во главу угла ставится личность.

Костя отвлеченно глядел на бескровные, покрасневшие пятнами, жилистые руки атамана, держащие на весу рюмку и вилку с наколотым пельменем.

– А, вот то-то же, батенька, – сощурившись, помахал сигаретой Ганя. – Значит-с, вы понимаете, что без государственного устройства никуда? Но тогда какая же это, к чертям, анархия, я вас спрашиваю? Где ваша теоретическая школа? Где Бакунин? Где Кропоткин? Вы же противоречите отцам-основателям!

На кухню почти беззвучно вошла пышная девица, обмотанная в простыню от верха груди до икр. В руках у нее был фиолетовый фарфоровый кувшин. Она поставила его на стол перед атаманом.

– Колюша, кваску вот принесла, – нежным голосом известила она и с интересом окинула взглядом гостей.

У нее было лицо с отдаленно восточными чертами: раскосые глаза, румяные припухлые щеки, чувственный рот и аккуратный нос. Колян похлопал ее по упитанной попке и поблагодарил:

– Ай, Санечка, ай да молодец!

В одурманенных глазах Гани проскользнула зависть.

Элегантно покачивая округлыми частями, Санечка медленно вышла в другую комнату. Костя проводил девицу жадным взглядом.

Колян Питерский осушил очередную рюмку и отправил в рот пельмень.

– Ты мне не гони! – жуя, проговорил он в сторону Гани. – С теорией, блин, у нас все пучком. «Неоанархизм» – вот как это называется, понял, бля? Я… Я тебе даже больше скажу. Общество светлой техноген… техногенной ци-ви-ли-зации в середине двадцать первого века будет иметь такое устройство. Нет президента, нет премьера. Есть только совет министров. Полная свобода личности, никаких чипов, свобода передвижений по всему миру, открытые границы, безвизовый режим. И никаких тюрем. За казнокрадство, убийство, воровство преступника подвергают перекодировке и превращают в полноценного члена общества.

– Эх, вашими бы устами да мед пить! – сказал Костя, подняв рюмку.

– А не надо. Мед пить. Ты своими, вон, дозу намахни. – Колян улыбнулся, то ли злобно улыбнулся, то ли Косте просто так показалось.

Муконин намахнул. Огненная, взрывная горилка чуть обожгла горло и приятно растеклась под грудью.

– Слушай, Колян, а твой этот полк башкирская полиция не трогает, что ли? – вдруг спросил Ганя, беспощадно смяв окурок в пепельнице.

– Ха, – ответил Колян Питерский, – с местной властью у меня, блин, все схвачено. Не по всей республике, конечно, но на ближайший район… Я ведь им помогаю порядок наводить. Иа. Мы шерстим тачки и фуры с номерами других республик. А им это и надо. Они ж, блин, не успевают всех гавриков иноземных просканить, кто въезжает. Хотите, я вам пропуск сделаю, чтоб вас не тронули?

– И ты еще спрашиваешь! – Ганя поправил сбившиеся волосы.

– Сейчас я просто… бумагу, блин, накатаю… Санька! Тащи листок и ручку.

Деревенская красавица не заставила себя ждать. Будучи уже в розовом махровом халате, она с достоинством принесла лист бумаги и ручку. Мило улыбнулась гостям и так же эффектно удалилась.

Атаман размашистым пьяным почерком накатал:

«Податели сего находятся под эгидой

Анархического полка имени Батьки Махно

со всеми вытекающими последствиями

Колян Питерский»

Заполучив бумажку, Ганя сбивчиво прочитал вслух и качнул головой.

– Ой, спасибо, Колян, ввек не забуду!

– Даст бог, с-сочтемся.

Костя забрал записку у приятеля, насупившись, прочитал. Причмокнул и отдал Гане. Тот упрятал бумажку в карман брюк.

– Слушай, Колян, я все спросить хотел, – протянул Костя. – А почему ты Питерский? Это что, псевдоним такой?

– Все просто, брателло. Потому что я родом из Питера, понял, да?