Уильям Кейт - Операция «Экскалибур»

Наконец пришла очередь самого полковника. Он спустился и встал как раз напротив стола.

— Полковник Карлайл, — спросил его Вилли Шуберт, — признаете ли вы себя виновным по всем пунктам выдвинутых против вас обвинений? Признаете ли обвинения частично или полностью отрицаете выдвинутые против вас обвинения?

— Сэр, я полностью признаю выдвинутое против меня обвинение и считаю себя виновным по всем пунктам.

— Не могли бы вы объяснить ваши действия суду? Почему вы приняли решение не выполнять приказ вышестоящего начальства, зная при этом, что нарушаете контракт?

— Сэр, у меня нет оправданий этому поступку.

Лори замерла. Что он несет?! Она надеялась, что вот наступил момент, когда Грейсон обстоятельно, с характерной для него убийственной логикой объяснит, почему он принял именно такое решение. Судя по опросам свидетелей, судьи не были чужды веских, основанных на здравом смысле доводов. Их следовало попытаться убедить! А он? Одним махом признал все обвинения!..

" Черт побери, Грейсон! Почему ты отказываешься защищаться? Вперед, в бой!.. У тебя хорошие шансы… "

В этот момент полковник Карлайл во всеуслышание — при этом он даже повернулся к пустому залу — сказал:

— Господин председатель, я хотел бы сделать заявление.

— Будьте любезны, полковник.

— Я отвергаю показания майора Дэвиса Маккола и капитана Александра, Карлайла. Все, что здесь было сказано им в мою защиту, — это всего лишь неуклюжие попытки выгородить меня. Майор мой старый друг, капитан — сын.

Понятно их желание снять с меня часть вины… — Полковник опустил голову, потом резко вскинул ее. — Я несу полную и безраздельную ответственность за все, что случилось на Каледонии и на Гленгарри.

Приказ вышестоящего руководства не был выполнен исключительно по моему прямому распоряжению.

— Очень хорошо, полковник, — заявил Хорн, — ваше заявление зафиксировано и приобщено к делу. — Он тут же повернулся к оператору, следившему за работой записывающей аппаратуры: — Приостановите запись и уничтожьте все высказывания майора Маккола и капитана Карлайла, пытавшихся взять на себя вину за Каледонию. Все их заявления…

— Так точно, сэр.

— Полковник Карлайл, вы желаете еще что-нибудь добавить?

— Нет, сэр.

— Подождите! — с места воскликнула Лори. Она вскочила на ноги. — Я тоже хочу дать показания!..

— Опрос свидетелей, привлеченных по этому делу, закончен. Полковник Карлайл и вы, Лори Калмар-Карлайл, оставьте зал. Там и подождите объявления решения суда.

— Так точно, сэр.

— Регент! — уже в полный голос воскликнула Лори. — Вы не имеете права!..

В этот момент один из гвардейцев подошел к ней, встал за спиной и указал в сторону двери.

— Подполковник, сюда, пожалуйста, — говорил он тихо, глядя на нее с сочувствием. — Криком беде не поможешь.

Лори некоторое время разглядывала его, потом кивнула и, опустив голову, направилась к выходу.

Королевский дворец, Таркад-Сити

Таркад, округ Донегал

Лиранское Содружество

11:65 часов по местному времени

3 октября 3057 года

Лори и Грейсон вышли в вестибюль, где было зябко, как в холодильнике.

Изо рта при дыхании вырывался парок. В помещении оказалось окно — настоящее, закрытое стеклами или каким-то прозрачным пластиком. Иней закрывал большую часть окна, и повыше его открывался вид на корабельный сосновый лес, густо росший по склону горы. Выше обнажались скалистые откосы….

Лори долго стояла у окна, рассматривая присыпанные снегом могучие сосны.

— Грейсон, — она наконец окликнула мужа, — о чем ты сейчас думаешь?

На мгновение она уловила… неожиданно проснувшуюся в нем попытку поделиться с ней чем-то сокровенным… И тут же желание угасло. Карлайл вновь вернулся в свое привычное заторможенное состояние. На губах непонятная ухмылка, в глазах — дума. Непонятно о чем… Он вновь закрылся, ответил словами, которые в последнее время Лори ненавидела больше всего:

— Все будет хорошо. Не беспокойся. Верь мне…

— Черт тебя побери, почему ты не решился защищаться?!

— Потому что это не привело бы ни к чему хорошему.

— Как ты можешь знать? В случае чего можно обратиться в суд высшей инстанции. Подать апелляцию!.. Ты должен потребовать проведения военной прокуратурой формального расследования. Ты имеешь право обратиться в особый суд для аристократов, ведь ты же барон Гленгарри!..

— Поверь, любимая, все эти меры бесполезны! Они ничего не изменят. Я знаю, что я делаю.

— Я в этом как раз не уверена!

В молчании прошло десять минут. Затем еще пятнадцать… Лори окончательно окоченела. Сколько можно совещаться, скорее бы все кончилось… Когда ожидать стало невмоготу, двери неожиданно распахнулись, и в приемную вышел адъютант в парадной форме офицера гвардии Штайнеров.

— Полковник Карлайл? — обратился он к наемнику. Затем, повернувшись к Лори, чуть прищелкнул каблуками. — Подполковник Калмар-Карлайл?.. Прошу следовать за мной, решение принято.

— Что ж, пришло время платить по счету.

— Если они признали нас виновными, — сделала замечание Лори, — для них наступят чертовски трудные времена.

— Если они признают виновным меня. Ты здесь совершенно ни при чем.

— Нет уж, черт тебя побери, Грейсон! Как ни старайся, а я все-таки принимала в этом участие!

— Тише. Прошу — веди себя тише… — напомнил ей Грейсон.

Как только их ввели в зал, Лори тут же глянула в сторону маленького столика, стоявшего впереди большого стола, за которым расположились судьи. На нем лежал обнаженный меч. Чудо, а не меч! Узкое лезвие, поблескивающее в искусственном свете, и рукоять из акульей кожи отделаны золотом. По-видимому, оружие было взято из какого-то музея или из частной коллекции. Тут она обратила внимание, что на стене оказалась ополовиненной эмблема военного суда. Там даже остался след. Вот откуда было снято оружие, которое теперь было водружено на столик. У этого клинка было свое, особое название. Ага, шпага… Но если это шпага…

Этого не может быть! Лори не могла поверить, что они решились на такое.

Она даже выдохнула от негодования: «Нет!..»

Когда-то ей доводилось читать, что в незапамятные времена офицеры, служившие в армиях и на флотах, все поголовно были вооружены подобным холодным оружием. Кажется, они его даже использовали во время сражений… Но со временем эти клинки стали считаться знаком офицерского достоинства, и в случае совершения недостойного поступка — скажем, бегства с корабля без приказа командира или проявленной в бою трусости — владелец шпаги представал перед судом своих коллег, который назывался судом чести. На все время процесса ему предписывалось сдать шпагу.