Вячеслав Бакулин - S.W.A.L.K.E.R. Звезды над Зоной (сборник)

«Ну, как знаешь. Не хочешь со мной поговорить, не надо. Сестричка, может, ты разберешься?»

Отвернувшись, котяра самым наглым образом принялся вылизывать себя под хвостом.

– Н-да. Вот не знал бы, что говорю с дубом, копающимся в моих мыслях, решил бы, что ты хамло, каких свет не видывал, – улыбнулся Федот. – Эх, наградил меня Крестос чувством юмора, общайся тут теперь с такими же шутами.

Федот задумался, что делать дальше. Между тем из кустов рядом с корненогами дуба высунулась любопытная рыжая мордочка. Заметив егеря, лиса попыталась было юркнуть обратно, но ее словно за поводок выдернули и втащили на мост.

А дальше стало происходить кое-что, доселе Федотом невиданное: лиса затанцевала. Она плясала, вертясь, подскакивая, размахивая хвостом и понемногу приближаясь. Силуэт ее плыл и искажался, как будто в знойном летнем мареве, иногда накрывавшем улицы города. Через несколько секунд, показавшихся Федоту невероятно долгими, перед ним оказалась юная девушка, танцующей походкой идущая прямо на него. Лисий хвостик, ставший еще пушистей, то прикрывал, то выставлял на обозрение ошеломленного егеря небольшие острые грудки с розовыми ареолами сосков и рыжий треугольник волос меж маленьких и стройных ножек.

Резко пересохло горло. Федор почувствовал, как взмок лоб и участилось дыхание. Подумалось вдруг, что женщины у него не было аж целую неделю – дело доселе неслыханное. Организм немедля отреагировал. Сердце забилось быстрей, нагоняя кровь к причинному месту. В поплывшем от страсти мозгу вдруг промелькнула мысль: «А сиськи неплохо бы побольше…». Отвечая его желаниям, фигура оборотня потекла и увеличилась в требуемых местах.

Еще и морф! Вот удача. В городе о таких ходили только слухи. Добыть бы эдакую зверушку…

Пока Федот размышлял, тело уже действовало независимо от разума – сунув обрез под мышку, рука рванула ремни кевларки.

– Сейчас, я сейчас, рыженькая, – бормотал Федот, – уже почти…

«Кхеекх-архкхкхе! Бкхкее!»

Отвратная какофония вернула Федота к реальности и заставила оторвать взгляд от праздника приближавшейся к нему плоти. На ветвях, как на балконе театра, расселись симбы: два бурундука, несколько гнусного вида ворон и даже один маленький сыч. Все они с интересом следили за происходящим на дороге. Но звуки издавали не они. Кашлял котяра. Оторвавшись наконец от своих драгоценных прелестей, серый нахал выкашливал немаленький клок шерсти. Вид у него при этом был донельзя довольный.

– Ай, спасибо, котик! С меня целый мешок рыбы. Век не забуду! – Федот выхватил двустволку, которую только чудом не потерял, пытаясь раздеться.

– Эй, дуб! Слушай меня, – выкрикнув это, Федот кивнул в сторону кота, – как думаешь, попаду я ему в причиндалы?

На морде кота промелькнула обида. Листья дуба возмущенно зашелестели.

– Сомневаешься? Твоя правда, может, и промажу. Будут тогда висеть его орешки целые и невредимые на радость бурундукам. А котик-то тю-тю. В клочки. Не зря же я в патроны столько дроби напихал. Красиво, наверное, твои ветки будут смотреться с такими украшениями. Впрочем, что бы ты понимал в красоте? Объясню конкретней. Будет больно! Ты ведь уже терял симб? Знаешь, каково это, если их вовремя не отпустить? – Федор взвел курки обреза и прицелился. – Сначала кот, потом лисичка, ворон не забуду, а там, глядишь, и за тебя примусь.

– Вот бы такую лиску себе добыть, – мечтательно протянул Василь, провожая взглядом очередную чарочку.

Иван ничего не сказал, только вздохнул всей грудью. Старик занюхал самогонку хлебной коркой, ухмыльнулся в усы и отмолвил:

– Добыть-то всякий норовит. Да не всякому дается.

– А что, – оживился Василь, – правда ли, что если морфа к груди прижать и не пущать, кем бы он ни прикинулся, хоть змеищей, хоть углем горящим, так превратится тот морф в красну девицу и навеки с тобой останется?

Епифаныч сощурил глаза.

– Правда-то правда, только есть одна закавыка. Если симб до того, как его Лукоморный Дуб споймал, был красной девицей, то, конечно, в красну девицу перекинется. А если нет, тады извиняй…

Белобрысый детинушка потупился. Темный и широкоплечий хмыкнул. Свет в окнах начал золотеть – приближался закат.

Красавица-оборотень, уже готовая принять Федота в когтистые объятия, вдруг отдернула руки. Во всем ее виде сквозила нерешительность. Дерево, скрипя, тронулось с места, с шумом выдирая из земли корненоги. Посыпались комья земли, в траве заметались какие-то мелкие тварюшки. Метр за метром дуб отступал от реки к развилке и путеводному камню.

Федор шагнул в сторону, обходя стороной пританцовывающую лисицу, и двинулся по мосту.

– Извини, сестричка, почти получилось у тебя, – взгляд Федота поневоле опустился на выписывающий замысловатые фигуры задок девушки.

Сердце вдруг вновь засбоило, а желание вернулось, да так, что Федор едва снова не шагнул в объятия сладкой смерти.

– Не смотреть, – пробормотал он. – Не выйдет снова, красавица.

Собрав все силы, егерь перевел взгляд на лицо рыжеволосой. Чувственный рот, в котором виднелись острые зубки, вздернутый носик и слегка раскосые карие глаза.

«Глаза, – говорил отчим, а затем и сержант в школе егерей, – всегда смотри в глаза. Они солгать не смогут».

А в глазах девушки плескалось такое отчаяние, такая звериная тоска, что это окончательно отрезвило Федота.

– Очень плохо? – предположил он.

Во взгляде оборотня парню вдруг почудилась надежда, но губы равнодушно прохрипели:

– Дорога открыта. Я тебя не трону, иди.

Взгляд же молил об обратном: «Только не оставляй!». Две слезинки, скатившиеся по щекам, окончательно добили Федота. Женских слез он с детства терпеть не мог, чем всегда ловко пользовались сестрицы, упрашивая что-нибудь для них сделать или добыть.

– А и жалко оставлять такую красавицу дубу, – пробормотал Федот, мысленно ругая себя на чем свет стоит за слабость.

Между тем плиты моста остались позади, и теперь под ногами стелилась редкая травка, пробивающаяся сквозь старые колеи. Лисица следовала за ним, как привязанная, на расстоянии десяти шагов. Егерь старался не упускать ее из вида. Ни ее, ни дуб впереди, так что пришлось двигаться полубоком. Оттого Федот не сразу заметил в яме, оставленной корнями дерева, человеческий и лошадиный трупы.

– Так!

Федот шагнул к яме. То, что егерь увидел, ему совсем не понравилось: и лошадь, и человек в древнем измятом доспехе и плоском, напоминающем бритвенный тазик шлеме, здорово смахивали на мумий.

– Так, – повторил он, – эй, дубье! На людской территории человека убить – соображаешь, чем это пахнет?