Евгений Константинов - Смертельный мир

Опять же, по здравому размышлению, если кто и мог быть недовольным извлечением из мира за стеной, так лишь те, кто в нем родился. Остальные вернулись в нормальный мир, и пусть даже Волленвейдера очень устраивал титул барона, а Молдавеца – звание лейтенанта кардинальской жандармерии, все равно – родной дом есть родной дом, что может быть лучше!

Наверняка, кто-то, хорошо понимая важность владения выборочным преобразователем, лелеял надежды завладеть прибором, но после его попадания в воду и, следовательно, выведения из строя, мечты развеялись. И был ли смысл держать зло на того, кто эти мечты убил? Сергей, все прекрасно понимая, ни на кого обид не держал.

Поэтому, ничуть не жадничая, он примерно поровну разделил всю денежную наличность, обнаруженную в квартире Акиньшина и раздал ее преобразованным людям. Перед тем, как начали расходиться, кое-что сообща обсудили. Сергей сразу сказал, что не собирается никому быть нянькой, – пусть каждый возвращается в нормальный мир и приспосабливается к нему своим путем.

Но большинству его помощь и не требовалась. Те же Кургузый и Мося, преобразованные Творцом одними из последних, сумели отыскать свои вещи и документы и могли вернуться к домой, сочинив какую-нибудь не особо замысловатую историю. Сложнее с такой историей было Волленвейдеру, проведшему в мире за стеной пару десятков лет. Но, опять же, это были проблемы Волленвейдера, но никак не Сергея и остальных, среди которых врагов у барона было больше, чем друзей.

Еще сложнее дело обстояло с эндемиками, как назвал Сергей тех, кто родился в мире за стеной. Меньше всего его интересовала судьба Цинизма, имя которого соответствовало его сущности. И все-таки совет бывший маркиз получил: для начала прибиться к каким-нибудь утренним алкашам, вечно жаждущих опохмелиться, раскошелиться, угостив их дешевой водкой, выпить самому, скорешиться, ну и далее действовать по обстановке, возможно, согласно своей циничной натуре…

Виконта Вихора взял под свою опеку Нянич, с которым они вместе не раз бывали в бою, и у которого в Москве было много старых друзей-приятелей по строительному институту, и по прежним местам работы. Ближайшее будущее Гурлия тоже не вызывала опасений: Сергей связался по мобильнику с его женой, сообщил, что все в порядке, и Наташа немедленно примчалась, чтобы его встретить.

За Истому, кажется, тоже можно было не беспокоиться. Сергей не успел как следует узнать разбойника Шмела, но, судя по всему, бывшая принцесса Горного королевства была для него важнее всего в жизни. И Шмел, хотя и был не совсем в адекватном состоянии после получения в грудь резиновой пули, все-таки нашел силы вцепиться в руку Истомы, всем своим видом давая понять, что никуда ее не отпустит.

Больше всего удивил Дмитрий Красавский. Всегда мажористый, позиционирующий себя не иначе, как господин среди пресмыкающегося быдла, Дмитрий абсолютно без всякого пафоса заявил, что хотя бы на первых порах позаботится о княгине Угле…

И все же оставалось три человека, в судьбе которых Сергей просто не мог не принять самого непосредственного участия.

Купафка. Хрупкая с виду, но обладающая огромной внутренней силой девчушка, спасшая его от жуткой смерти не менее жутким поступком, решившаяся разделись с ним казнь, сумевшая воспротивиться насильнику-брателле, безгранично доверяющая своему мужу. Сергей Фролов, прошедший и испытавший очень многое, хорошо понимал, что второй такой женщины, как Купафка он никогда не встречал и никогда в жизни не встретит. Он не принимал какого-то решения, а просто знал, что всегда будет относиться к ней и как заботливый отец, и как любящий брат, и как верный муж.

Винсепто. Именно о таком брате Сергей интуитивно мечтал с самого детства. Брателло Василий был другим, с ним Сергей не пошел бы в разведку, а если бы и пошел, то отчетливо понимая, что живым из той разведки не вернется. А вот с Винсепто, хотя тот и был его моложе, пошел бы, не раздумывая. Именно этот парень вытащил его из плена горных, после чего они вместе держали оборону Рубежной крепости, а потом с его отцом, графом Бовдо, пришлому Фролму довелось выслушать приговор о своем четвертовании… Сергей считал Винсепто и своим другом, и младшим братом, поэтому отпускать его от себя, хотя бы первое время, не собирался.

Еще оставался Клюгк, проверенный боец, обязанный Сергею жизнью, но и сам спасавший его от смерти. Сергей хорошо помнил рассказ Александра Клюквина о последнем дне своего пребывания в нормальном мире. Помнил резонные опасения бывшего инкассатора, что по возвращении он может оказаться в розыске в связи с пропавшими ценностями и людьми и, конечно же, эти опасения разделял. В нормальном мире он должен был начать новую жизнь под новым имеем. Сергей пообещал что-нибудь придумать.

Он попросил Купафку, Винсепто и Клюгка держаться его, остальным же пожелал успехов в дальнейшей жизни. Руку на прощанье никому не подал, она все также была занята пистолетом. И хотя в «Осе» были всего лишь пустые гильзы, об этом никто не знал, даже Клюгк, даже Купафка. Сергей не хотел рисковать.

Преобразованные благополучно разошлись кто куда, а Сергей, поздоровавшись и попрощавшись на улице с участковым Коряжным, посадил своих спутников в приткнувшуюся к обочине «восьмерочку», благо за время его отсутствия никто на нее не позарился, и повез в сторону своего дома.

Впрочем, Клюгка он высадил у ближайшего метро. Перед этим вручил приятелю ключи от своей дачи, что была в подмосковном городке Истра, и рассказал, как до нее добраться. Сергей владел частью дома, а именно – небольшой терраской и комнатой с печкой. Жить там можно было круглый год, хотя родственники покидали дачу в начале сентября и появлялись там не раньше майских праздников. Деньги у Клюгка имелись, и на первое время эта дача была для него чуть ли не идеальным прибежищем. На всякий случай, Сергей объяснил ему, как себя вести и что говорить, если появятся любопытные.

Кстати, среди прочих документов, хранившихся в квартире Акиньшина, и Клюгку и Винсепто подобрали паспорта с более менее похожими фотографиями на новых владельцев и приблизительно соответствующие их возрасту, к тому же, с московской пропиской.

Пообещав, что скоро его навестит, Сергей простился с боевым товарищем и поехал дальше родными, пока что не слишком загруженными московскими улочками. По дороге остановился у супермаркета и наполнил едой и выпивкой четыре объемных пакета.

И Купафка, и Винсепто за время всей поездки не проронили ни слова – слишком были поглощены наблюдением за мелькавшими на улицах машинами, домами, деревьями, обилием по-разному одетых людей… Сергей тоже ничего не говорил, только включил магнитолу и нашел понравившуюся Купафке песню, которая, судя по выражению лица Винсепто, с первых же аккордов и слов произвела на него ошеломляющее впечатление.