Евгений Константинов - Смертельный мир

– Хм, в твоих словах постоянно появляется что-то заставляющее меня к ним прислушаться. И происходи сейчас казнь в моем королевстве… Но здесь все решают другие люди. Хотя, почему бы, не попробовать. Ваше величество, Ваше преосвященство! – обратился он к наблюдавшим за ним и Наташей двум главным людям Горного королевства.

– У моей невесты возник такой вот неожиданный каприз. Просит помиловать капитана Клюгка.

Кардинал и король уставились на Наташу. Халимон был в курсе выкрутасов принцессы Истомы. Многим осужденным на утреннюю казнь коварная принцесса обещала выпросить у короля помилование за ночь любви. Но она никогда не обращалась к нему с этой просьбой. И вдруг какая-то пришлая набралась смелости просить за абсолютно незнакомого ей человека.

– А что, – нашелся первым кардинал. – Насколько нам известно, капитан Клюгк был лишь помощником, но не исполнителем всего того, что натворил полковник Касоч. К тому же этот Касоч стремился, во что бы то ни стало расправиться со своим преданным слугой. Сейчас полковник делает вид, что ему безразлично происходящее. Посмотрим, как он запоет, когда узнает, что один из двоих смертников помилован, но только не он сам.

– И то верно, – согласился Халимон.

– К тому же помилование – не значит свобода, – уточнил Манай.

– Да! Пускай посидит в тюрьме, которую сам же так ревностно охранял, – эта мысль показалась Горному королю забавной. – Посидит в той самой камере, где убили графа Бовдо!

– Что с тобой? – облокотившись на локоть, разбойник Шмел передвинулся и занял полулежащее положение. – Что случилось, принцесса?

Остановившаяся на пороге Истома посмотрела на него помутневшим взором, словно не понимая, где находится, и кто с ней говорит, подошла к раненому и присела на край кровати. Шмел почувствовал, что ее бьет дрожь. Он протянул к Истоме руку, молча призывая придвинуться ближе. Она коснулась его пальцев и сжала с такой силой, что причинила боль. Шмел потянул ее к себе, и принцесса, подавшись, прильнула к его груди и вдруг разрыдалась во весь голос.

Она несколько дней ухаживала за ним, как настоящая сиделка. Рана в бок, к счастью, оказалась не опасной, да и крови, Шмел потерял немного. С запястьем, дела обстояли хуже, возможно, выпущенная жандармом стрела повредила сухожилие, во всяком случае, пальцы до сих пор отказывались слушаться. Но разбойник Шмел забывал о своих ранах, стоило Истоме оказаться рядом. Он пожирал глазами самую прекрасную девушку на свете, и она, хорошо понимая, какие чувства обуревают ее подопечного, не только меняла повязки и обрабатывала раны.

Ее посещения не обходились простым ухаживанием, каждый раз, закончив перевязки, принцесса устраивала перед Шмелом короткое представление: медленно снимала с себя одежду, кружилась в плавном танце, ненадолго застывая в соблазнительных позах… Затем переходила к ласкам, забираясь проворными пальчиками к нему под одеяло. Как же тут было, не позабыть о ранах и вообще – обо всем на свете! Истома доводила Шмела до оргазма, после чего очень изобретательно принуждала раненого довести до оргазма себя. А он от таких принуждений пребывал на седьмом небе и после ухода развратницы, несмотря на то что, казалось полностью обессилел, молил это самое небо лишь об одном – чтобы самая прекрасная девушка на свете поскорее пришла к нему вновь. И вот она пришла, но в таком состоянии видеть принцессу разбойнику Шмелу еще не доводилось…

На своем веку Истома повидала немало казней. Причем, казни тех самых людей, с которыми накануне занималась любовью, прежде пообещав осужденному на смерть выпросить помилование у своего отца-короля. Принцесса испытывала ни с чем несравнимые чувства, когда вместе с другими дворянами приходила на место предстоящей казни и смотрела, как палач заводит на эшафот абсолютно беспомощного смертника со связанными за спиной руками и заткнутым кляпом ртом. Сидя в первом ряду, Истома не отрывала взгляда от своего ночного любовника, а тот, веривший в обещанное спасение, тоже смотрел ей в глаза. Смотрел до самого последнего мгновения, когда затягивалась наброшенная на его шею петля, или опускался занесенный над его головой топор…

Сегодня, часом раньше принцесса тоже сидела перед эшафотом в первом ряду. Но вот казнили не только бывшего любовника, но еще и ее родного отца. Никто в мире, кроме ее и Касоча, не знал эту тайну; лишь одинаковое родимое пятно у отца и дочери доказывало их кровное родство. И никогда не думала Истома, что в ней вдруг проснутся дочерние чувства, проснутся в тот самый момент, когда голова ее родного отца окажется на плахе, и над его головой занесет топор тот, кто на самом деле ее отцом только считался!

Король Халимон не напрасно слыл не только беспощадным, но и кровожадным правителем. За казнью простых людей он всегда следил из первого ряда, но когда на эшафот заводили кого-либо из дворян, или офицеров, Его величество брал топор в свои руки. Виконт Касоч был приговорен к смертной казни «путем отсечения топором головы от туловища». И король Халимон, напяливший на себя маску палача, лично привел приговор в исполнение, хотя и с некоторым отступлением от традиции. Его величество обошел плаху и, размахнувшись, разрубил голову виконта Касоча наискосок, на две неравные половины – от макушки до подбородка, после чего занял обычное место палача и, размахнувшись во второй раз, опустил лезвие топора на шею другу своего детства.

Принцесса Истома видела глаза родного отца в последнее мгновение его жизни. А потом она увидела то, во что превратилась голова виконта Касоча после двух ударов топором… Ее вырвало прямо там, перед эшафотом. И потом, когда принцесса, отмахнувшись ото всех, предлагавших помощь, вышла за пределы кремля, ее вновь начало рвать, и ей казалось, что это мучение продолжалось очень и очень долго.

Она с трудом добрела до дома виконта Двояка, где томился в ожидании ее последний любовник – еще не окрепший после ранения разбойник Шмел. Но сейчас ей было не до любовных утех. Отрыдавшись на груди любовника-разбойника принцесса Истома окончательно решила, что сделает все, чтобы воплотить в жизнь мечту своего родного отца, сделает все возможное, чтобы стать королевой. И, конечно же, сделает все, чтобы отомстить. А разбойник Шмел станет ее помощником, не напрасно же Истома так искусно за ним ухаживала…

Прожив двадцать пять лет, Сергей Фролов никогда прежде не встречал девушку, которая, благодаря ему, стала женщиной. И вот – Купафка. Цесаревна, похожая на ангела, спасшая Фрола от лютой смерти, но при этом, совершив ужасную вещь – лично отрезала мизинец на его левой руке, а затем съела палец в сыром виде. Семнадцатилетняя девчонка, выбравшая в мужья пришлого, который всю ночь рассказывал ей истории про недосягаемый мир.