Алексей Замковой - Благими намерениями

— Огонь! — заорал я, вскидывая карабин. — Селиванов, поглядывай за другим!

Грузовик, подпрыгнувший от взрыва, съехал в глубокую промоину и накренился, удобно обратившись к нам тентом. Я посылал в серую, пропыленную ткань пулю за пулей. Выстрел! Передернуть затвор! Выстрел… Клац! Я недоуменно уставился на оружие. Открыл затвор — пусто. Рука сама схватила одну из загодя разложенных на земле обойм. С треском патроны погрузились в магазин. Звякнул, закрываясь, затвор. Выстрел…

— Командир, немцы! — Я глянул на Селиванова.

Боец ожесточенно стреляет куда-то в сторону… Ах да! Я совсем забыл о втором грузовике! Мимо просвистела пуля, заставив меня вжаться в землю. Чуть повернувшись в своем окопчике, я перенес огонь на новую угрозу. Вторая машина остановилась посреди склона. Ее пассажиры — около десятка фигурок в фельдграу — рассыпались и залегли, отстреливаясь. В прицел попал высунувшийся из травы шлем. Бах! Пуля с визгом рикошетит и улетает неведомо куда. Шлем исчез. Пусть я попал вскользь, но надеюсь, что контузия гаду обеспечена! Передернуть затвор. Выстрел…

Нас прижало хорошо. Повезло хоть, что взрывом да последующим обстрелом немцы, ехавшие в подорвавшемся грузовике, похоже, были уничтожены либо контужены так, что продолжать бой были не в состоянии. Зато те, которые успели рассыпаться по склону, залегли так, что выковырять их из укрытий стало практически невозможно. Соотношение сил совсем не в нашу пользу. А ведь время шло. Патроны у нас не бесконечные, да еще и вскоре к немцам может подойти подкрепление — стрельба, что мы устроили, слышна, должно быть, на всю округу. И ведь не отойти! Только побежишь — немцы тут же на спину бросятся.

— Что будем делать, командир? — Симонов уже не палит, едва успевая передергивать затвор. Боец аккуратно целится, хотя, судя по плотности огня, направленного против нас, пули все равно идут мимо. — Скоро патроны закончатся.

— Беречь патроны! — крикнул я. Остается надеяться, что эти бусурмане, засевшие внизу, не поймут моих слов.

Не отвлекаясь больше, я вожу стволом карабина из стороны в сторону, выцеливая очередного противника. Передо мной лежат лишь две обоймы — всего десять патронов. С горечью я бросил взгляд на пустые планки, щедро рассыпанные по земле… А если пошарить в грузовике, который мы взорвали? Может, разжиться оружием и патронами у немцев? Я принялся обдумывать эту идею, размышляя, как бы провернуть это, не попав под огонь.

— Командир…

— Шпажкин, ты где должен быть? — Боец, отправленный следить за тылом, резво ползет прямо ко мне.

— Отходите, командир! — Он залег у моей ячейки и чуть высунулся, пытаясь рассмотреть происходящее внизу. Тут же пулей срезало ветку над его головой.

— Ты что! — Я прижал Шпажкина к земле. — Что в Сенном?

— В порядке все. — Боец принялся отплевываться от набившегося в рот мусора. — Мы… мотоциклистов уничтожили. Ребята сняли с мотоцикла пулемет. — Он махнул в сторону села. — Вон там, у сарая, залегли. Они прикроют. Успеете до деревьев добежать.

Я задумался. Предложение мне не очень нравится, ведь придется пробежать две сотни метров по открытому пространству. Не успеем мы проделать и половину пути, как немцы перевалят через гребень. Пусть у нас есть пулемет, но ведь они могут залечь у самого гребня — фиг их достанешь там!

— Что с жителями? — спросил я, скорее чтобы потянуть время.

— Почти все ушли.

— Почти?

— Несколько человек остались, — пояснил Денис. — Старики. Отказались уходить. Не силой же их тащить.

Я выстрелил в неосторожно высунувшегося немца. Вроде попал — ганс вскинулся и исчез в зарослях травы.

— Надо было силой. После этого, — я кивнул в сторону немцев, — они озвереют.

— Что уж теперь… — пробормотал Шпажкин. — Нам уходить надо!

— Селиванов, Симонов! — крикнул я. — Что с патронами?

— Паршиво с патронами, командир! — откликнулся Селиванов.

— Денис, а у тебя?

— Патронов тридцать.

— Значит, ты пока остаешься. Прикроешь, пока мы будем отходить. С тобой остается Денисенко. Не давайте немцам высунуться. Патронов не жалейте. Я крикну, когда можно отходить будет. — Дождавшись согласного кивка, я крикнул: — Отходим! Денисенко, остаешься со Шпажкиным! Отходить будете по сигналу!

Мы начали отползать в направлении Сенного. Сзади защелкали винтовки бойцов, прикрывающих наш отход. Ох, надеюсь, не получится с ребятами как в прошлый раз! Как с Филиппом и Семеном… Удалившись от гребня примерно на десяток метров, я поднялся и, пригибаясь, побежал к селу. Вот уже всего сотня метров до ближайшего забора. Пятьдесят метров… Сзади ухнул взрыв. Что?!! Я обернулся. Неужели парней забросали гранатами? Немцы подобрались так близко? Нет! От сердца отлегло — никаких следов взрыва на гребне не видно. Взгляд зацепился за движение — Селиванов махнул рукой. Новый взрыв. Откуда у него гранаты? Хотя можно только порадоваться.

— Стой! — крикнул я. — Прикрываем наших!

Бойцы, бегущие рядом, тут же попадали.

— Отходите! — изо всех сил заорал я. — Отходите!

Сквозь стебли травы я увидел, как отползает Шпажкин.

Выстрелив еще пару раз, за ним последовал Денисенко.

— Быстрее!

Ребята уже бегут что есть духу. Сзади застрекотал пулемет. Я обернулся — мерцающее пламя, посылающее очереди в сторону немцев, трепещет в чердачном окошке ближайшей хаты. Из-за края холма показалась маленькая фигурка и, взмахнув руками, снова исчезла. Припав к прицелу, я принялся искать и себе цель. Минута — и снова вокруг засвистели пули. Гораздо реже, чем раньше, но, как по мне, и одной много. Какое-то движение… Я выстрелил. Попал или нет? Краем глаза заметил, как упал Денис. Неужели в него попали? Чуть приподнявшись, увидел, что Шпажкин резво ползет к нам. Жив!

Отстреливаясь, мы скрылись за углом дома. Теперь можно не скрываться. Мы понеслись к лесу. Пулемет умолк. Спустя несколько минут нас догнали запыхавшиеся бойцы, прикрывавшие с чердака. Один из них, тащивший тяжелый МГ-34, похоже, едва держался на ногах. Чуть притормозив, я схватил его за локоть и буквально поволок за собой. К лесу.

— Шо ж ты себе позволяешь, сучий сын! — По мере того как я рассказывал Митрофанычу о нашей выходке у Сенного, командир становился все мрачнее. А когда мой отчет был закончен, глаза его сверкнули так, как я еще не видел у старика. Похоже, его депрессию будто рукой сняло! — Да хто ж тебе позволил… — Митрофаныч привстал с бревна, выпрямился во весь рост, и я увидел перед собой не доброго дедушку, а фельдфебеля царской армии, от которого вполне можно схлопотать в рыло. — За такое самоуправство…

— Командир. — Я тоже поднялся. Назвать его сейчас просто Митрофанычем у меня язык не повернулся. — Так надо было. Те немцы…