Владимир Махов - Смертник

Главное, когда начнутся народные гулянья, оказаться подальше от места непосредственных событий. Вот почему архиважно, как говорил один мумифицированный мертвец, получить выгодный заказ от торговца! Отслюнит Жучара бабла, сможем сказать ему вежливое «спасибо». В ответ послушаем не менее светское «пошел ты на…» и заляжем на дно. Там тихо и тепло.

Навстречу попадались сталкеры. Большинство Красавчик знал. С кем-то обменялся кивком, кто-то долго тряс его руку, участливо заглядывая в глаза. В Зоне считали, что Жучара к нему благоволил. Причина приязни не объяснялась. Сам Красавчик не чувствовал никого участия со стороны торговца, однако выводы для себя сделал.

– Ты – человек без принципов, – сказал ему как-то Жучара, съедая его жестким взглядом. – Мне такие нравятся. В Зоне один закон, на остальные плевать. Выжить. Она, как и я, хорошо относится к тем, кто ценит собственную жизнь превыше всего остального. Это как с женой друга. Ты можешь ее ненавидеть, но, если твой друг относится к ней с уважением, будешь держаться соответственно. Если, конечно, не хочешь потерять друга. Так и Зона…

Каким боком жена друга соотносилась с Зоной, Красавчик не вникал. Жучара тогда разговорился. Обычно он не позволял себе пространных речей, но в тот единственный раз его понесло. Красавчику хватило нескольких слов из начала монолога, чтобы понять: и этот пытается подвести идейную базу. «Принцип», «Зона хорошо относится», «как и я» – все чепуха. Пока Красавчику везет, он доставляет те артефакты, на которые было указано, приносит торговцу доход. А кто же будет ненавидеть курицу, несущую золотые яйца?

Из-за угла склада, четко, как на плацу, печатая шаг, вышел Монах. В отличие от всех остальных, он не удостоил Красавчика взглядом. Точнее, удостоил, но в высшей степени недоброжелательным. Даже губы сморщил. Актер. Жаль, талант пропадает.

Причину неприязни объяснял давний случай.

В тот раз Красавчик выбирался из Зоны полумертвый от усталости, с раной в боку после стычки с живодером. К счастью, тот уже раненый напал, иначе все не так бы кончилось. А тут, когда до кордона осталось пять-шесть километров и дорожка не из легких, кишит мародерами, попадается ему Монах. Свежий, бодрый, еще не отмеченный Зоной.

«Помоги товарища до кордона дотянуть, – говорит Монах. – Ранен он тяжело».

Красавчик не просто не ответил, даже не взглянул в его сторону. Как шел себе, так и шел. За его спиной прозвучало все, что Монах о нем думал, в пределах, правда, «чести и совести». Побоялся Монах крепче чего-нибудь себе позволить. Так что Красавчик услышал многое, но пулю между лопаток не поймал. За что же не любить принципиальных? Без них в Зоне начался бы полный беспредел.

Красавчик повернул за угол.

Справа и слева тянулись глухие, восстановленные стены сараев. Под ногами стелилась асфальтовая дорога. Сквозь трещины не пробивалась вездесущая растительность – только черная земля. Улочка упиралась в железную сетку с крупными ячейками, растянутую между столбами.

Сталкер повернул налево и вошел в ангар. Ворота были распахнуты настежь. В помещении, приспособленном для сквозного прохода, расположилась теплая компания. Не задерживаясь ни на минуту, отвечая кивком на приветствия, Красавчик шел дальше.

Непосредственно сам бар «Сталкер» располагался на уровень ниже поверхности земли. В подвале бывшего то ли склада, то ли магазина. Красавчик подыскал для него свое слово – лабаз. Именно на старинный лабаз и походил дом без окон, с заднего двора которого в советское время велась оживленная торговля. Увозили отсюда товар мешками и контейнерами. Так что к складу прилагалась площадка со старой техникой, оставшейся в наследство от прежних времен. Грузовики, ЗИЛы, УАЗы, мотоциклы «Урал» с колясками и без, видавшие виды МАЗы – все упокоилось на вечной стоянке. Сталкеры утверждали, что некоторые из этих экспонатов до сих пор на ходу, но Красавчик не был свидетелем демонстрации могущества ржавого железа.

У входа в бар скучал Пузырь. Кому пришло в голову назвать так высокого накачанного парня, Красавчик не знал. Наверное, остряк исходил из того же принципа, по которому получил кличку и он. Трудно назвать красавцем того, чье лицо отмечено шрамом.

– Привет, Красавчик. – Пузырь отлепился от дверного косяка.

– Привет. – Красавчик пожал протянутую руку.

– Жарка? – равнодушно поинтересовался Пузырь, коротко отметив повязку на левой руке визитера.

– Наоборот, – в тон ему ответил Красавчик. – У себя? – спросил он, имея в виду Жучару.

– Где ж ему быть? – Пузырь пожал плечами. – У себя.

Красавчик обошел парня и стал спускаться по лестнице. В лицо пахнуло спертым, задымленным воздухом. На последней ступени Красавчик остановился и окинул взглядом огромный полутемный зал бывшего склада.

Сталкера отпустило еще до того, как со стаканом водки в одной руке и тарелкой, на которой красовались четыре бутерброда с колбасой в другой, он отошел от стойки бара. Чуть позже сопливый пацан лет пятнадцати по кличке Мурзилка, исполняющий роль разносчика, принесет ему жаркое. От настоящего это блюдо отличалось, как кабачковая икра от красной. Всего лишь вареный картофель, перемешанный с тушенкой, но подавался он в горшочке и сверху был присыпан какой-то чепухой, отдаленно напоминающей зелень.

Положив автомат и рюкзак на соседний, пустующий стул, Красавчик опрокинул в рот сразу полстакана, закусил бутербродом и откинулся на спинку. Молодец Жучара, молодец, правильно все организовал. Столы, пусть разномастные, больше напоминающие обеденные, но много – свезены сюда со всей округи. Стулья, деревянные, не раз пострадавшие в очередной потасовке, крепко стояли на ножках и обещали еще послужить в случае чего. Мордобой – это пожалуйста. Кто ж не понимает, – а Жучара соображал! – что иному сталкеру позарез необходимо душу отвести. По установленным раз и навсегда правилам до оружия, холодного в том числе, дело не доходило. Поначалу горячие ребята никак не хотели с этим мириться. До сих пор в бетонных стенах чернели дырки от пуль, не иначе Жучара в назидание оставил. Все было. И поножовщина, и перестрелка, только недолго. Торговец доходчиво объяснил, что к чему. Где теперь те ребята? Не то что костей, и воспоминаний не осталось.

В зале стоял размеренный гул. Поднимался к потолку дым от сигарет.

Заходя в бар, Красавчик твердо решил, что ограничит себя одним стаканом. Однако тот уже стоял пустой. Исходило паром жаркое в горшочке, и мысль о продолжении не вызвала внутреннего протеста. Словом, прицельным взглядом Красавчик подозвал разносчика и заказал еще сто. Мурзилка кивнул и исчез.

На его месте без всякого перехода возник Литовец и мотнул головой в сторону стула, заваленного вещами: