Марина и Сергей Дяченко - Темный мир. Равновесие

Он сам выудил с полки бокал, с моей точки зрения совершенно такой же, как предлагал Гриша, и торжественно поставил на стол предо мной:

– Бери хлеб, сырок вот плавленый, а то тебя срубит с голодухи.

– Ребята, – сказала я осторожно, – да вы тут бухаете.

Гриша улыбнулся:

– О чем и речь.

– Гранд-Шампань, – нараспев проговорил Пипл, – субрегион к югу от города Коньяк, дающий пятнадцать процентов всех коньячных спиртов. Качеству лозы способствуют пологие холмы и уникальная почва, богатая мелом и минералами. Спирты из Гранд-Шампани сложны и изысканны. В юном возрасте они агрессивны и безрассудны, но с годами приобретают интеллектуальную зрелость…

– А что скажет Лиза?

Гришина улыбка померкла.

– Ничего не скажет, – ответил за него Пипл.

– А… почему вы ее не зовете?

– Она дома, – сказал Гриша. – Очень занята. Моет ванну.

До меня не сразу дошло. Потом я похолодела:

– Гриша… Вы… настолько поругались?

– Мы десять лет в законном браке! – Гриша криво ухмыльнулся. – Хоть раз можем устроить нормальные семейные разборки?

– Но почему?!

– Слушай, ну, это семейное дело… Пипл, разливай, а то сейчас начнутся разговоры…

Грянул звонок в дверь. Пипл вздрогнул и чуть не пролил коньяк, и это было странно. Чем-чем, а пугливостью он никогда не отличался.

– Гриша, – сказал он отрывисто.

Гриша уже рисовал рамку прямо на обоях:

– Даша, возьми пожрать, возьми выпить…

Он сгреб со стола бутерброды, сунул мне в руки вместе с рюмкой коньяка и буквально вытолкал в открывшийся проем:

– Все, не скучай…

Я снова стояла посреди дачного домика, мирно потрескивали прогоревшие угольки в печи. Мыши в темноте потеряли страх, поглядывали на меня с интересом, и я сообразила, что не успела ни зарядить телефон, ни попросить у Гриши зажигалку.

Бокал с коньяком, «снифтер», я поставила перед мышиной норкой, но мыши отнеслись к нему с недоверием. Бутерброды были съедены, свечной огарок доживал последние минуты, я смотрела на красные угли за печной заслонкой и думала о Грише и Лизе.

Лиза молчала, когда меня судили. Сидела, нахохлившись, и мне было страшно на нее смотреть. Не потому ли, что она встала на сторону Инструктора?

А после того, как я ушла в общагу… О чем они еще говорили и какие приводили аргументы? Лиза – максималистка. Она из тех, кто пойдет на костер за правду… как она ее понимает.

«Сотрудник Доставки договорился с Тенью – значит, он больше не Сотрудник Доставки». Это для Лизы не просто слова. А я, как ни крути… я договорилась с Германом. Я чуть не совершила то, что он от меня требовал.

Я спасала маму… А тот посвященный, о котором мы говорили, Антон мстил за брата. Все всё понимают, но…

Свечка догорала. Белый парафин растекался теплой лужицей, очертаниями похожей на голову Микки-Мауса. Я отломила у «Микки» ухо, сжала в пальцах, стала разминать податливый парафин. Из него можно слепить кубик, а лучше – шарик, и катать потом по столу.

Значит, Гриша был на моей стороне, а Лиза – на стороне закона. И поэтому они, не ругавшиеся никогда в жизни, разбежались, и Лиза… она уничтожила Гришин уникальный портал в зимнее озеро тысяча восемьсот двенадцатого года. Разрывая тем самым что-то важное, тонкое, давая понять – ты здесь больше не живешь…

А я – причина.

Чем с этим жить и чувствовать вину, не лучше ли обо всем забыть?

Задрожала стена, потеряла плотность. Мыши разбежались, оставив коньяк нетронутым. В проеме появился Гриша. Его лицо оставалось в тени.

– Идем, – сказал он отрывисто. – Свечку только загаси.

На кухне Пипла сидел Инструктор и ел пряник. Я не удивилась ему и даже почти не испугалась.

– Садись, – он указал мне на стул.

– Только давайте скорее, – пробормотала я устало.

– Скорее не выйдет! – он стукнул пряником о стол. – Скорость – особенность кошачьих родов, а у нас здесь серьезное дело… Вы, пьянчуги, валите отсюда оба!

К моему удивлению, они не стали спорить. Гриша молча нарисовал рамку, и оба ушли в нее – с той стороны мелькнул огнями, кажется, ночной клуб, и сразу же исчез. Стенка затянулась обоями.

Мы с Инструктором остались вдвоем. Я сидела, опустив глаза, слишком измученная, чтобы бояться.

– Я же не собирался стирать тебе всю память, – сказал он нервно, будто оправдываясь. – Только с момента посвящения. Твоя вина – под вопросом, а вот твоя нестабильность, ненадежность, эмоциональная незрелость…

Я подняла глаза. Он осекся:

– Ладно. Я тебя понимаю. Но чем работать в Доставке, трепать нервы себе и другим – неужели тебе же самой не лучше вернуться… к нормальной жизни? У тебя должны быть какие-то свои дела, учеба, парни, развлечения… А ребята испугались за тебя. Они помнят случай с Антоном. Там было другое. Хотя формально… ты нарушила.

Я молчала, крепко сжав зубы.

– Ну вот… А служба Доставки – не шарашкина контора, а сложная система мистических связей. Тот факт, что посвященные пересра… переругались между собой, – удар по нашей безопасности и стабильности портала. У меня холодильная установка барахлит весь день, вода с потолка капает… Мужики себе места не находят… Ты пойми: они всего лишь три старых хрыча, которые зависли между смертью и жизнью и посмертно пашут ради блага живых. Они не всемогущие!

– Я не хотела вступать в сговор с Тенью, – сказала я.

– Я знаю.

– И я не… не собиралась предавать Доставку!

– О чем говорить, – сказал он с глубокой усталостью в голосе.

– И что мне делать? – прошептала я.

Он кивнул:

– Решай. Или я тебя корректирую и ты, условно говоря, забываешь все с того момента, как мы с тобой влетели под самосвал. Это совершенно не больно, не противно, это никак – ты и не заметишь.

– Или?

– Или ты мне сейчас обещаешь, что никогда, ни при каких обстоятельствах, ради своей жизни или чужой не вступишь в переговоры с Тенью. И мы делаем вид, что ничего не было… Только хорошо подумай, потому что у тебя уже сейчас нарастают проблемы, пропуски в университете, нет времени на личную жизнь, и будет только труднее, только хуже… Подумай.

Ну что за день у меня сегодня – одни слезы. С утра до вечера. И, что характерно, все время по разным поводам.

– Ле-ебедева, вставай! Пора мне проситься в другую комнату, ты меня забодала своими выходками… Лебедева, ты идешь на первую пару или нет?

Шлепанье босых ног, грохот свалившихся книг, Настины ругательства вполголоса.

– Слушай, а с этой посылкой что делать? Которая от Михаила Васильева? Алло, ты слышишь?

Она стояла над моей кроватью с картонным ящиком в руках.

– Если хочешь, можешь открыть…

Я чуть было не добавила «и взять себе», но вовремя прикусила язык.