Руслан Мельников - Из глубин

Свет от воды освещал лишь первые ступени лестницы, которую надо было проверить. Дальше — густой пыльный мрак.

Выставив перед собой автомат с прикрепленным к цевью фонариком, Киря посветил в темноту и поднялся на несколько ступенек вверх.

Нету тут никого! Точно нет. Была бы связь — так и доложил бы полковнику. Но внешняя связь «Боевого крота» вышла из строя вместе со связисткой, а обычные портативные рации не пробьют титановый корпус субтеррины. Поэтому связи не было. Ну, разве что Хвостопад, сука, сейчас за ним наблюдает. А если наблюдает, значит, придется идти дальше.

Киря поднялся еще на десяток ступенек. Как же тяжело здесь дышать! Тяжелее, чем когда-либо. Будто выкачали воздух. А сердце, подхлестнутое адреналином, билось часто и сильно. А кровь требовала кислорода. Но кислорода не было. Наваливалась слабость и сонливость. Киря не на шутку встревожился.

Хватит, пожалуй, пора возвращаться. Вот только как?

Он остановился. Прислонился к стене. Передохнуть, перемочься немного… Прикрыл глаза. Казалось — на миг только. Или все-таки он отключился на какое-то время от нехватки кислорода?

Что-то стукнуло в тишине. Отчетливо, громко. Совсем рядом.

Киря дернулся. Ткнул перед собой автоматом со светящимся на цевье фонарем. Чуть не сбил стволом диковинное деревянное ведро, висящее на крючке.

Баба! Та самая! Без «химзы» и противогаза. Так это не он, получается, ее догнал. Это она спустилась к нему по лестнице.

Фонарь освещал ее всю. Длинное платье непривычного покроя, платок на голове. Пышные округлые формы, миловидное лицо. На плече — изогнутое коромысло с ведрами. Ведра пустые.

Незнакомка шагнула на одну ступеньку вниз. «Тук!» — ударилось о стену ведро.

Киря отступил на одну ступеньку, держа женщину на прицеле.

Баба, печально улыбаясь, смотрела на него. Кожа бледная. Глаза и брови — черные. Щеки — вроде, красные, только краска наносная какая-то, будто кирпичной пылью намалеванная.

Киря таращился на незнакомку из запотевших окуляров. В фильтре гудел воздух, а он все никак не мог надышаться. До чего же скверная тут вентиляция! Еще чуть-чуть — и он потеряет сознание. Но сейчас — нельзя, сейчас — не время.

Его шатнуло. Киря оперся о стену, стараясь удержаться. Не смог — пополз вниз.

Женщина сняла коромысло с плеча, поставила ведра на ступени. Покачала головой — то ли сочувствующе, то ли осуждающе.

Непонятно: Киря задыхался, а ей — хоть бы хны. Может, все-таки тоже снять резину?

— Тяжко дышать, милок? — она заговорила первой. Голос у незнакомки был тихий, приятный и мелодичный. Понимающий такой голос. — На, выпей воздушка.

Женщина протянула ему ведро. Пустое.

«Точно сумасшедшая», — пронеслось в голове у Кири.

Однако ведро, поднесенное к противогазному фильтру, оказало удивительный эффект. Словно в затхлое подземелье подуло ветерком. Воздух посвежел, дышать сразу стало легче.

Чем объяснить такое, Киря не знал. Да и не до объяснений сейчас: надышаться бы.

— Да ты личину-то свою сними, милок, — посоветовала незнакомка. — Сподручнее будет воздушек пить.

А может, и ничего? Ей же — ничего.

Киря нерешительно приподнял маску, сдвинув на лоб фильтр.

— Ладошки подставь, — снова раздался негромкий женский голос.

Киря сдвинул вместе широкие сталкерские перчатки. Женщина чуть приподняла деревянное ведерко над его ладонями и будто плеснула через край воды на резину.

Только не вода это была — воздух.

Возможно, зараженный, возможно, с поверхности. Но такой чудесный, сладкий, свежий.

Снова почудился ветерок. На этот раз он тронул резину перчаток. Киря приподнял руки, поднося сложенные лодочкой перчатки к лицу.

Как же славно дышалось сейчас! Киря действительно словно пил этот воздух. Пил и не мог напиться. Живительный кислород дурманил. Силы возвращались.

Все, теперь он в порядке. В полном. Киря снова натянул на лицо маску противогаза.

Теперь даже через фильтр дышится легко. В пустых деревянных ведрах словно лежали невидимые кислородные шашки.

Незнакомка, склонив голову к плечу, рассматривала его тусклыми черными глазами.

— Ты кто? — глухо спросил Киря из-под противогаза.

— Алёна, — ответила она.

Киря еще раз осветил ее с ног до головы. Не прищурилась, не прикрыла блеснувших глаз. Платье, платок, коромысло, ведра. И чего-то не хватает. Ну да, конечно. Фонаря.

— Ты ходишь здесь без света?

— Я привыкла.

— Но как же ты… под землей…

— А как вы из-под земли? — Алёна улыбнулась. — Туда, откуда вы поднялись в своей железной бочке, даже вода не захотела уходить.

Вода не захотела? Наверное, в этом есть какая-то логика.

— Нам надо было, — пробормотал Киря не очень уверенно.

— Мне тоже надо, — а вот она точно знала, что говорит.

— Откуда ты здесь такая, с коромыслом? — спросил Киря, немного помолчав и подумав.

— Из Коромысловой, — ответила она.

— Чего-чего?

— Из Коромысловой башни.

— Башни? — Киря хмыкнул. Ему показалось, что его собственная «башня» дает течь. — Там, наверху, есть башня?

— Там, наверху, целая крепость. Кремль.

Она улыбалась ему спокойной безмятежной и немного грустной улыбкой.

— Да? А что еще наверху?

— Нижний.

— Нижний — наверху? — не сразу понял Киря.

— Нижний Новгород, — пояснила она. — Был.

Был, значит…

— А что-нибудь осталось в твоем Нижнем? Ну, кроме башни и крепости.

Алёна покачала головой:

— Мало что остается наверху. Теперь все уходит вниз. Даже Волга и Ока-река прячутся под землей. Видел, там, — она указала на лестницу за спиной Кири, — все затопило?

Киря машинально кивнул.

— Там крепостные ходы? — спросил он.

— Нет, крепостные ходы — здесь, — она тронула обложенные кирпичом стены. — А те ходы строили похоже. Рыли много, шумели много, прятали много.

— Что прятали? — насторожился Киря.

— Всякое. Разное. Мне не интересно. Я туда не хожу.

— Ты живешь в башне? В этой… которая Коромыслова?

— Под башней. — Алена снова печально улыбнулась. — И живу — это не совсем верное слово.

Кире стало не по себе. Если она не живет, значит…

Начохр попятился, не отводя от Алёны фонаря и автоматного ствола.

— Да не хватайся ты так за свою пищальку. — Алёна кивнула на автомат. — Все равно не поможет. И не надо меня бояться, милок. Неживое — не обязательно страшное.

Значит, все-таки неживое!

— Меня замуровали, — женщина говорила об этом с удивительным спокойствием. — Давно еще, когда строили крепость.

— К-к-ак замуровали? — Киря не сразу совладал с собственным языком. И не до конца: он начал заикаться.

— Живой, — пожала плечами Алёна. — Вместе с коромыслом и ведрами. Я вышла по воду. Рано, до зорьки, темно еще было. Меня схватили. Затащили. Заложили камнями. Там, — она указала наверх, — в фундамент башни.