Руслан Мельников - Из глубин

Человек, сидевший в панцире неведомого монстра, был очень тощим и сильно заросшим. Длинные спутанные волосы закрывали опущенное вниз лицо и грудь. Грязные, тонкие ноги и руки, словно паучьи конечности, торчали из-под рваного балахона, который и одеждой-то назвать было трудно. Незнакомец был бос. Под прорехами в грубой мешковине виднелось ржавое железо. Стас разглядел консервную банку, большую шестеренку и целую связку крупных гаек. Все это висело на проволоке, намотанной поверх голого тела. Хотя какое там тело — кожа да кости. Натертая железом кожа, выпирающие кости… Скелет — не человек. Мумия. На которой кое-где чернели прилипшие куски разбитой коросты.

И еще… Трудно было разобрать, на чем сидел «лодочник». Или, вернее, на ком. Явно не на скамеечке. Под тощим задом угадывалась какая-то усохшая дохлая тварь, сложившаяся в жесткое хитиновое бревно. Что-то с крыльями, упрятанными под накрылки, с поджатыми лапами, покрытыми крюкастыми шипиками, с массивными челюстями, напоминавшими по форме ножницы, которые держал в руках Михеич.

Похоже на гигантского сверчка. Или на муравья. Или… Стасу трудно было даже подобрать подходящее сравнение. Подобных насекомых он еще не видел. А это, вне всякого сомнения, было насекомое. Этакая букашка, размером с…

Вообще-то пока она находится в таком сжатом и скрюченном положении, ее истинные размеры определить трудно. Но и так понятно, что тварь немаленькая.

После того, как раскололась и осыпалась черная корка, «лодочник» сидел неподвижно секунды три или четыре. Пораженные Стас, Михеич и Таня молча смотрели на него. Все трое, не сговариваясь, взяли «Харона» на прицел.

Потом в мертвой тишине звякнуло надетое на незнакомца железо: человек-мумия пошевелился. Первыми ожили руки. Беспокойно задергались пальцы, двинулись предплечья, плечи. И лишь после этого человек поднял голову. Из-под неопрятных, сбитых в колтуны волос, появилось истощенное лицо. Впавшие щеки, глубокие провалы глазниц.

Человек улыбнулся. Доброй такой, но совершенно неуместной здесь и неприятной улыбкой, еще более неуместной и неприятной, чем даже улыбка Колдуна, когда Илья был жив. В глазах незнакомца горели огоньки безумия. А вот оно сейчас и в этой обстановке было как раз-таки очень уместным.

Во рту «лодочника» не хватало зубов. Во взгляде — осмысленности.

— Ему что, противогаз не нужен? — ошеломленно пробормотал Михеич.

Действительно, странно. Здесь же повсюду падаль толстым слоем! Как живой человек может дышать ядовитыми испарениями от плавучего могильника, а еще и улыбаться так непринужденно, даже не морщась? А впрочем, кто сказал, что этот, в балахоне и железках, — живой? То, что он движется, вовсе не значит, что он живет. Стас уже видел движущихся мертвецов. Колдуна, например.

Или приплывший к ним «Харон» в рванье и ржавых веригах каким-то образом умеет очищать от мертвечины не только воду, но и воздух?

Стас, Михеич и Таня смотрели на него, не решаясь ни стрелять, ни бежать. Впрочем, убежать и запереться в своей титановой скорлупе они бы все равно не успели: «лодочник» был слишком близко, ему ничего не стоило запрыгнуть на «крота» и схватить любого.

— Мира вам, добрый дедушка, добрый дяденька и добрая тетенька! — приветствие незнакомца было столь же странным и пугающим, как и лучившаяся улыбка на его нездоровом изможденном лице.

«Интересно, как он разглядел „тетеньку“ под противогазом и в „химзе“?» — подумал Стас. Внешне Таня сейчас ничем не отличалась от мужчин. Да и разницу между «дедушкой» и «дяденькой» уловить практически невозможно.

Тем не менее, «Харон» знал, кто есть кто. То ли по голосам определил, пока сидел в своем черном коконе, то ли еще как-то. Может, он тоже обладал каким-то особым зрением и заглянуть за противогазы и защитные сталкерские костюмы ему оказалось проще, чем Стасу — за толстую коросту, которая не так давно покрывала «лодочника».

— Ты кто? — спросил Михеич.

Вопрос из-под противогаза прозвучал сдавленно, тихо и глупо. Как-то само собой получилось, что полномочия вести переговоры перешли к Михеичу, как к самому старшему. И Стас, честно говоря, был этому только рад.

— Тютя, дедушка, — незнакомец продолжал улыбаться как ни в чем не бывало. — Тютя Приблажный с тобой говорит.

Странное имя. Не менее странное, чем сам «лодочник». Но что приблажный — это точно. И это еще мягко сказано.

— Как ты… Ты здесь как? — прозвучал следующий вопрос Михеича — дурацкий и сбивчивый.

— Тю на тя, дедушка! — безумец улыбнулся еще шире. — Просто Тютя здесь, совсем просто… Тютя шел, Тютя плыл, Тютя спал и… И Тютя встал.

Тощий человек с безумными глазами и ненужной сейчас, а от того — особенно жуткой улыбкой, поднялся на ноги. Тихонько хрустнуло, расправляясь, примятое насекомое-скамейка, на котором он сидел. Осыпались висевшие на Тюте остатки коросты. Панцирь-«лодка» чуть качнулся под весом человека, однако не перевернулся. Эта «плоскодонка» устойчиво держалась на воде. А может, переместившийся центр тяжести был не так уж и велик, чтобы ее опрокинуть. Задохлик Тютя не производил впечатления массивного человека. И все же он внушал страх.

Стас не опускал оружия. Михеич и Таня — тоже.

— Как ты проплыл через все это? — Михеич указал автоматным стволом и лучом фонаря на разлагающуюся мертвечину.

— Это Тютю не принимает, — прозвучал ответ, в котором послышались жалобные нотки. — Это Тютю пропускает. Тютя не это. Тютя сам по себе плывет. Тютя и вас может отсюда вывести.

Такой, значит, здесь Харон…

«Лодочник» с интересом осмотрел субтеррину.

— А вы на ковчежце думаете спастись? — он говорил негромко, спокойно, убежденно и ласково. Так обычно взрослые разговаривают с упрямыми неразумными детьми. — Ох-ох-ох, не спасетесь уже.

— Чего-чего? — пряча за угрожающим тоном страх, пробасил Михеич.

— Грешникам от небесной кары по воде не уплыть и под землей не спрятаться. Тютя знает!

И — сразу, без перехода:

— А кто в Тютю стрелял? Ты стрелял?

Палец — тонкий, узловатый, длинный, грязный, — ткнул в сторону Стаса.

— Ты Тютю разбудил, добрый дяденька?

Стасу стало не по себе.

— Спасибо, добрый дяденька, — «лодочник», задрав голову, улыбнулся ему открытой щербатой улыбкой. — Тютя долго спал. Тюте просыпаться давно пора.

Бр-р-р! Стаса аж передернуло от таких слов. И, наверное, не только его.

— Слушай, Тютя, валил бы ты отсюда, а? — осторожно предложил Михеич.

«В самом деле, — мысленно взмолился Стас. — Путь свободен, фарватер чист». Больше нужды в странном «лодочнике» не было. «Крот» теперь обойдется и без него.

— Плыви, куда плыл, — добавил Михеич почти просительно.