Андрей Левицкий - Трое против Зоны

– Минус штука, – сообщил он. – Хотелось бы пожалеть, да что-то не очень жалко. Если б не арты эти, осталась бы от нас кучка золы. Не сидел бы я тут, не говорил с тобой…

И вздохнул. Затем поднялся, отряхнул зад и посмотрел на меня:

– А все-таки что-то странное происходит, этого даже ты, скептик, отрицать не можешь.

И он ушел спать. Я поворошил темно-красные угли, уже подернутые пеплом. Странное? Это еще слабо сказано!

С утра мы попрощались с Вепрем и продолжили путь. День прошел относительно спокойно. К вечеру отпахали километров двадцать – очень неплохое расстояние для Зоны. Лагерем встали на холме у Гнилого болота.

Выделенный завхозом «Единства» вещмешок сильно меня раздражал. Пригоршня не жаловался, что означало: его все устраивает. Он у нас парень простой, душа нараспашку, если бы не понравилось ему что-нибудь, об этом знали бы все вокруг. Ну, у него и опыт военный есть, может, и с вещмешком приходилось иметь дело. А вот я привык к хорошей экипировке, тщательно выбранной и подогнанной под меня лично. И это брезентовое безобразие с криво пошитыми лямками злило меня всю дорогу.

Поэтому как только мы решили остановиться на ночлег, я немедленно скинул мешок на землю и от души пнул. Затем сел на поваленное дерево и стал разминать плечи. От плохо распределенной нагрузки спина ныла, побаливала поясница.

К счастью, наша палатка была притачена к рюкзаку Федора и не канула в огне на Выработке. Мы с Пригоршней установили камуфляжной расцветки шатер на относительно ровном месте, предварительно раскидав шишки и ветки. Молодой натаскал валежника, дров, развел костер. Шнобель помогал ему. После того как Федор развеял свои подозрения относительно наемника, они почти подружились. Шнобель травил свои байки, а молодой слушал, развесив уши.

День был солнечный, и вечер выдался ясный, светлый. На плоской вершине невысокого холма деревьев было мало, ветер сдувал комаров. Шнобель собрался открыть банку тушенки, но Федор остановил его.

– Схожу на охоту. Тут зайцы водятся. Сможешь приготовить?

– Да запросто! – обрадовался наемник. – Честно говоря, консервы поднадоели, хочется нормальной пищи. Иди, я пока дров подброшу, чтобы углей побольше было. Запеку твоего зайца – пальчики оближете!

Никита все шуровал в палатке, расстилая пенки, раскладывая одеяла. Я стесал ветки с поваленного дерева и перетащил ствол поближе к костру. В моем безвозвратно утраченном рюкзаке осталась терморубашка – тонкая, но теплая. Днем, пока двигались, было еще терпимо, а вот вечером без нее я начинал замерзать.

Федор скрылся в зарослях лещины. Когда надо было, он умел двигаться совершенно бесшумно. Шнобель покрутил банку тушенки, сунул обратно в рюкзак. Вытащил свою запаянную в полиэтилен карту, подсел ко мне.

– Где завтра идем?

Каждый вечер он дотошно выспрашивал дорогу. «Люблю знать, куда иду, – говаривал он. – Так спокойней».

Из палатки вылез Никита, прищурился.

– Опять с картой? Ты смотри, Ромыч, дорога-то – часть бизнеса, можно сказать. Мы эту тропу сами прокладывали, между прочим. Не хотелось бы потом с нее конкурентов гонять…

Шнобель поднял обе руки.

– Ты прав, убереги тебя Зона, прав! Торжественно клянусь, что больше не пойду этой дорогой! Только как клиент. – Он ухмыльнулся. – Я не понимаю разве? Бизнес есть бизнес. Чужой кусок хлеба не отберу, не боись. У меня свой есть, так что… Я даже не отмечаю, видишь? Просто изучаю местность. Чтобы, понимаешь, по дороге обращать внимание не на рельеф там, все такое, повороты и спуски с подъемами всякие. А чтобы аномалии высматривать. И хоть примерно представлять, куда бежать, если мутант погонится. Логика понятна?

Никита и не ждал серьезных объяснений, он уже приспосабливал рогатины вокруг костра и вешал на перекладину котелок с водой, чтобы вскипятить чай в ожидании дичи. Убрав карту, Шнобель отстегнул от своего апельсинового рюкзака лопатку.

– Пока не стемнело… – пробормотал он, уходя.

Пригоршня опустился на бревно рядом со мной, сунул в рот травинку.

– Слушай, Химик, – начал он задумчиво. – Ты серьезно думаешь, что с экскаватором тем все случайно было? Ну, совпадение только, ничего больше?

– Никита, прекращай, – сказал я. – Не желаю больше слушать ваши антинаучные гипотезы.

– Нет, ты подожди, послушай, – не сдавался напарник. – Ты же не можешь спорить с тем, что не могла машина ни с того ни с сего завестись. Если б обычный грузовик завелся в Зоне, я б и глазом не моргнул. Тут разные штуки случаются, да мы сами с тобой видели… короче, там все ясно, законсервировалось немного тока, ну и… А эта дура – ты же сам понимаешь, Химик, какую прорву электричества она должна жрать. Никакая Зона столько не наконсервирует. Тут другое, да?

– Никита, – предупредил я, – еще одно слово…

– Да погодь, – перебил он. – Ты же вроде все объяснил, да? Ну, там, зона повышенной аномальности, кабель на земле лежал, аномальная энергия по нему в двигатель пошла…

– Если ты немедленно не заткнешься…

– А ведь ты раньше сказал: нет никакой чистой энергии! – закончил Пригоршня и торжествующе посмотрел на меня. – Ну вот когда доказывал, что моя теория про обиженную на людей Зону, тьфу, природу – фигня. На чем же тогда экскаватор-то работал, а? Если нет никакой чистой аномальной энергии?

Мне было что сказать, я мог сказать много, но ничем из того, что меня беспокоило, я с Пригоршней делиться не собирался. Пока, во всяком случае. Слишком мало информации и много домыслов и фантазий. Много непоняток. Есть такая штука в математике – ослиная индукция. Это когда закономерность выводится на основе всего лишь двух членов последовательности. В то время как нужно минимум три члена. Я очень не любил пользоваться ослиной индукцией в построении своих объяснений, предпочитал подождать и набрать как можно больше реальных фактов. И только тогда строить гипотезы.

Но Никита – настырный малый, за то время, что мы ходим вместе, я его хорошо изучил. Он ведь пристанет, как репей к собачьему хвосту, и не отвяжется, пока не вытянет из меня всего. Поэтому надо было срочно сообразить, как отбрехаться. Чего бы такого сказать, чтобы отвязался? Никите много не надо, даже видимость логики его успокоит на некоторое время. Потом, конечно, он покумекает, сообразит, что я его опять наколол, и снова пристанет. Но это будет уже потом. А вот сейчас – что бы такого правдоподобного брякнуть?

Пригоршня выжидающе смотрел, довольный, что уел меня на моей территории, нашел прореху в логике. Я открыл рот…

Короткий крик донесся из леса. Мы с напарником вскочили, переглянулись – и, не сговариваясь, бросились с холма.

– Федор! – на бегу выдохнул Никита.

Продравшись сквозь кусты лещины и неожиданно вставший на пути малинник, мы вывалились на большую поляну. Тело увидели сразу. Молодой лежал, неестественно выгнувшись, голова откинута, почти оторвана, из шеи хлещет кровь. Вернее, уже не хлещет, вяло, толчками вытекает. Но земля вокруг пропитана кровью, и трава почернела.