Виктор Глумов - Мышеловка

– Маузер, стой! – к детективу протянул испачканную кровью ладонь третий опер. Из носа у него хлестало, как из прорвавшей трубы. – Я – Минин из главка! Я веду дело Артюхова!

– Да мне плевать! – гаркнул Маузер.

– Я собирался с тобой потолковать о деле!..

– Не с того начал разговор, Евгений! Ты что о себе думаешь?

Минин отшатнулся, ему показалось, что Маузер вот-вот на него набросится и станет рвать зубами.

– Тут тебе не бандитский Петербург! – вид детектива был страшен: длинные волосы растрепались, глаза сияли адским огнем, на шее вспухли жилы, брызги чужой крови окропили страхолюдную татуировку на щеке. – Неприкасаемым заделался? При свидетелях напал! – он повернулся к жене. – Оль, ты как?

– Нормик, – шмыгнув носом, отозвалась Ольга и сразу перебежала за широкую спину Маузера.

– Старые ментовские методы! – продолжал возбухать Маузер. К ним стали подтягиваться люди: бабульки покинули скамейки и ринулись на шум голосов, как акулы – на запах крови, подтянулись мужики, которые играли во дворе в домино, подошли несколько дам и господ в жилетках работников жэка. – Скрутить человека, разбить ему морду, вымутить из него все, что нужно, – от сведений до мобильного телефона, – а потом сказать, мол, ошибочка вышла, мол, вали подобру-поздорову, пока в обезьянник не увезли!

– Я веду дело Артюхова, – прошипел Минин, размазывая по лицу кровь носовым платком. – Если ты, частник хренов, оказался на моем поле, то ты будешь следовать моим правилам! А то быстро прикроют лавочку, и позвонить кому следует не успеешь!

– А может, мы его – того… за неповиновение… – нерешительно предложил молодой опер и, поймав взгляд Минина, попятился.

– Рот закрой! – бросил ему, словно мальчишке, Минин.

Маузер взял Ольгу за руку, потянул жену из уплотняющейся толпы к машине.

– Никакого Артюхова я не знаю! – бросил на ходу. – И не суйся без ордера!

– Ордер раздобыть несложно! – проговорил опер детективу в спину.

Маузер хотел повернуться и показать полицейским средний палец, но Ольга, точно предвидя намерения мужа, крепко вцепилась ему в руку.

– Испугалась? – спросил Маузер, когда они оказались в душном салоне автомобиля.

– Чуток, – призналась Ольга. – Размякла. Два месяца без драк и перестрелок, уже начала скучать.

– Шутишь, – Маузер завел машину и потянулся за сигаретой. – Значит, шока нет.

– Да какой там шок, – Ольга вынула из сумочки зеркальце, принялась рассматривать свое отражение. – Только неправильно это все… Не так, как должно быть…

– Вот! – Маузер взмахнул сигаретой. – А ты говорила, что я – параноик.

– Не ври, ничего я такого не говорила! – насупилась Ольга.

– Этот мир определенно сошел с ума, причем давно. – Машина тронулась, Маузер бросил последний взгляд на полицейских: те что-то втолковывали собравшимся вокруг них людям; все это хреново пахло. – Симптомы, дорогая, видны теперь не только специалистам, вроде меня, но и простым смертным.

– Таким, как я? – буркнула Ольга.

– Угу, – ответил Маузер, понимая, что только начавшийся день безнадежно испорчен.

Напуганный рассказами о черных, Януш не рискнул появляться на людях и остался на краю леса, а Игарт отправился менять уши на наличные. У ворот замешкался, заметив дозорного на вышке. Чем меньше людей будет его видеть, тем меньше потенциальных предателей и больше шансов избежать плена. Но деньги были жизненно необходимы, и он толкнул ворота.

Будь что будет.

На этот раз они были закрыты – пришлось стучать. Голову Игарт не поднимал, чтобы не смотреть в дуло автомата.

– Кто такой? – крикнул охранник.

– Мне к Толянычу, – сказал Игарт, нащупывая ПМ. – Неделю назад он дал мне задание перебить в округе слепых псов. Вот уши, – он достал мешок.

«Пусть думает, что я тут уже неделю».

Дозорному, похоже, было все равно, Игарта утром он то ли не разглядел в тумане, то ли не вспомнил. И хорошо, что так.

Плечи от напряжения окаменели. Он шествовал по единственной улице, загребая опилки «берцами». Куры разбегались в стороны. Хрипел на цепи молодой черно-белый кобель. Разгонялся, прыгал на врага, опрокидывался и начинал новый заход.

За стеклами мерещились силуэты, недобрые глаза, вороненые стволы. Белыми флагами колыхалось белье, развешанное Сарой. Бар стоял прямо напротив ворот и манил к себе. На пороге Бад с наисосредоточеннейшим видом отрезал заусеницы острием ножа.

Поздоровавшись с ним и сдав оружие, Игарт проскользнул в бар.

Толяныч был все там же, за столом в темном углу комнаты. Игарт сел напротив и молча положил на стол мешочек с песьими ушами. Толяныч щелкнул языком, высыпал трофеи на стол, хлебнул пива и заел вяленой рыбой, ничуть не брезгуя собачьими запчастями. Сунул руку в подсумок и вынул истрепанные сотенные купюры.

– Молодец, проворный парень. Дня еще тут не пробыл и успел так прикинуться. Быстро сориентировался. Порадовал меня, а это в последнее время случается нечасто, так что ПМ я тебе дарю.

Игарт скрестил руки на груди и откинулся на спинку стула:

– Мне бы патронов… Почем они?

– Десятка – штука.

Десять – штучка, сто – кучка, в кучке десять штучек.

– Дороговато будет. Отсыпь пятьдесят.

Игарт скрепя сердце вернул пятьсот заработанных рублей и отвернулся, чтоб не видеть, как загребущие руки Толяныча считают купюры. Одноглазый хлопнул себя по лбу:

– Тебе же для «макара»! Забыл! Они по пятерику. Сейчас будут.

Честный торгаш отдал двухсотку, полез под стол, где у него стоял ящик, зазвенел патронами и вынул две коробки.

– Шестьдесят. По тридцать штук в упаковке.

– Нормально. А сколько тут номер стоит?

– Пятьсот.

Игарт присвистнул. Отдай за патроны, за еду, за номер – и ничего не останется. Так невозможно будет разжиться деньгами для нового оружия. Если снимать угол вдвоем с Янушем, будет проще…

Возник внезапный, но вполне ожидаемый вопрос:

– Толяныч, а как тут с бабами?

Одноглазый сплюнул на пол и набычился:

– А как ты думаешь? Думаешь, среди них было много желающих переться в Зону? У нас суровый мужской мир. Женщин процентов десять, и то половина из них – шлюхи, а большая часть второй половины настолько безобразны, что, в общем, я не осуждаю македонцев.

– Они перебили всех женщин? – удивился Игарт.

– Не совсем. Поняли, что им не обломится, и отныне женщины – их конкурентки. Так что осторожней с ними.

Вспомнилась голубоватая область на карте, подконтрольная каким-то македонцам. Игарт засмеялся в голос. И как сразу не догадался? Н-да, в баню на их территории ходить нельзя. Откупорив коробку, он принялся вставлять патроны в один магазин, потом – в другой.

– Не ошибся я в тебе. Смотрю, ты парень способный, броником разжился, вторым магазином, финкой, – продолжал нахваливать Толяныч. – Пожалуй, у меня для тебя еще есть задание. Пять тысяч плачу. Работы буквально на сутки, зато потом можно расслабиться, – он смолк.