Александр Мазин - Мастер Исхода

Впрочем, разгадать эту загадку можно было и позже. Сейчас мне нужно было отыскать место под поселок.

И такое место я нашел. Тремя километрами выше по течению реки от того места, где загадочная дорога упиралась в стену джунглей и располагался последний поселок аборигенов, на излучине реки возвышался густо заросший лесом небольшой холм. Деревья вокруг были отменного качества: не слишком мощные, но с ровными стволами и мягкой смолистой древесиной. Превосходный строительный материал. Если как следует потрудиться, уже через пару месяцев тут вырастет небольшой укрепленный городок примерно на тысячу жителей. А уж потрудиться я свой народ заставлю!

— Ты тиран, Володя, — сказал мне Говорков. — Люди тебя боятся.

Мы сидели втроем: я, Михал Михалыч и Мишка (дремлющую на суку Марфу можно не считать) — на берегу реки и дразнили своим беспечным видом голодных крокодилов. Правда, стоило какой-нибудь рептилии нацелить на нас хищную морду, я легким ментальным импульсом «заворачивал» тварь обратно.

Хорошие здесь вечера. Не слишком жарко. Ветерок сдувает насекомых. Красный занавес заката висит между небом и окоемом леса. Трудный день позади. Хороший был день. Насыщенный. Километров двадцать прошли.

— Пускай боятся. Лишь бы делали, что я говорю. Все, что я требую, — для их же пользы.

Говорков рассеянно чешет Мишкину бровь. Похоже, его мучает чувство вины. Не понимаю…

— Все тираны так говорили, Володя. Я понимаю, что ты не вполне властен над своими чувствами…

— Почему это вдруг?

— Ты же сам говорил. Равнодушие. Эта планета… Плата за силу, которая к тебе вернулась. Но ты же сильный человек, Мастер! Ты можешь бороться! Надо любить людей!

Я засмеялся, обнял его (Мишка недовольно заворчал — чесать перестали):

— Тебя я люблю, Михал Михалыч! И его! — Свободной рукой я дернул (забыл, кто тут главный?) медведя за ухо.

— А других? Наших девочек? Они на тебя молиться готовы, а ты им — как чужой!

— Михалыч, пощади! Я хоть и Мастер, но все-таки человек! Я не могу спать с десятками женщин одновременно!

— Разве я об этом! — сердито бросил Говорков. — Я о доброте! О сострадании!

— Зачем? — прищурился я. — Что изменится, если я буду их жалеть? Маххаим передохнут? Нет уж, брат! Я лучше позабочусь о том, чтобы их детей не сожрали! А молиться на меня не надо. Я не Бог. Я даже не Пророк, к моему большому сожалению!

— Ты — Одаренный, — строго произнес Говорков. — Это обязывает. Если Бог одарил тебя, ты обязан…

— Стоп! — перебил я его. — Ты очень славный человек, Михал Михалыч. И тоже Одаренный, как и я. Вот и люби их в свое удовольствие.

— Разве можно нас сравнивать! — запротестовал Говорков. — Ты — Мастер Исхода, а я… У меня и Дар-то… Чуть-чуть. Но у других и этого нет! Знаешь, Володя, мне кажется: тебе на обычных людей сейчас просто наплевать! Так нельзя! Ты должен бороться с влиянием этой проклятой планеты!

Эх, неспроста Михалыч начал этот разговор. Готовился долго, размышлял.

И он был прав, мой новый друг, учитель Говорков. Неудивительно. Эмпат как никак. Но в одном он ошибался.

— А знаешь, Мишаня, почему одни из нас Одаренные, а другие — нет? — вкрадчиво поинтересовался я.

— Ну… (Я его все-таки смутил.) Это не мне судить. Это Божья Воля.

— Правильно, — согласился я. — Божья Воля. Но душа-то есть у каждого человека. И каждый может рассчитывать на Божью Милость. И на Божий Дар. Так почему у одних он есть, а у других — нет? Знаешь, мы, Одаренные, никогда не говорим: получил Дар. Мы говорим: «принял». Почему?

— Почему?

— Потому что Господь милостив, Михал Михалыч! Ты тоже Одаренный, и тебе я могу сказать правду: Дар есть у всех. У каждого человека есть свой Дар. Но… Далеко не все готовы и способны его принять. Дар — это не халявная выпивка, Михалыч! Если у тебя есть Дар, то ты принадлежишь ему даже больше, чем он — тебе. Мало кого это устраивает. Мало кто на такое способен. Но принять его, а потом — отказаться… Это страшно, Михалыч. Это как ослепнуть и оглохнуть. Это — как потерять Веру. Легче сразу умереть! А Бог, Он милостив. И дает человеку свободу: принять или отказаться.

— Не понимаю, — сказал Говорков. — Чувствую: ты говоришь правду. Но — нелогично. Если Дар есть у каждого, то почему Одаренных отслеживают еще в перинатальный период? Какой выбор есть у четырехмесячного зародыша?

— Такой же, как у взрослого дяди. Душа-то одна на всю жизнь. И те, что отслеживают, чувствуют: вынесет эта душа тяжесть Дара — или отринет.

— Это нечестно, — буркнул Говорков. — А если они ошибутся?

— Если они ошибаются, — сказал я, — то вырастают такие, как ты. Одаренные, которых не распознали сразу. Это ведь не Логики-Интуитивы определяют: кому быть Одаренным, а кому не быть. Человек и без их помощи может стать Одаренным. Это намного сложнее, но вполне возможно. Другое дело, что полностью развить Дар без помощи таких же Одаренных практически невозможно.

— Ага, — пробормотал Говорков. — Теперь я понимаю, почему ты так относишься к людям…

— К обычным людям, — подчеркнул я интонацией. — Мы с тобой тоже люди. И не думай, что я ощущаю себя клячей, которая горбатится под непосильным грузом, когда остальной табун бежит налегке (я тоже умел чуть-чуть заглянуть в чужую голову — силы хватало). Это не горб, Мишаня. Это — крылья. Но беда в том, что здесь, на этой планете, для моих крыльев какой-то неподходящий воздух. И вместо полета получается какое-то жуткое пике.

— Я тоже думал об этом, — Говорков глянул на меня мудро и печально — взгляд, никак не вязавшийся с его юной физиономией восемнадцатилетнего парнишки. — О том, почему эта планета такая. Почему здесь люди живут вместе с динозаврами…

— К счастью — не вместе, а все-таки — раздельно. Будь здесь хоть те же зеленоголовые, еще неизвестно, кто бы победил в гонке эволюции.

— Не перебивай, пожалуйста! — попросил Говорков. — Так вот, ты же сам сказал: неправильная планета. И я не думаю, что дело в отсутствии наклона оси вращения относительно плоскости орбиты. Я думаю — это всего лишь следствие. Равновесие, равнодушие…

— Не играй словами, — снова перебил его я.

— Дай мне договорить! — рассердился Говорков. — Я в отличие от тебя жил среди местных и, поверь, очень внимательно наблюдал за ними. Они — такие же люди, как мы… И вместе с тем — другие. Чем-то похожи на тебя. По большому счету, им все поровну. Живут вместе, но только потому, что так удобнее. Не дружат, а организуются в сообщества. Не любят, а удовлетворяют потребности. Все очень рационально и… страшно.

— Не все здесь такие, — возразил я, вспомнив Меченую Рыбу.

— Возможно. И я не думаю, что так было всегда. Кто-то ведь построил дорогу, по которой мы идем.