Константин Стригунов - Начало Игры

С логикой Селезнёва не поспорить. Сталкер всё ещё сопротивлялся предложению и желал больше узнать о предстоящем сотрудничестве, поэтому пока удерживало от озвучивания окончательного ответа.

— Почему выбрали меня? — спросил Говоров.

— Служили, хорошо владеете оружием, ну и, конечно же, главное — у вас за плечами трехлетний опыт выживания в Зоне, а таким может похвастаться далеко не каждый. Вы, можно сказать, ветеран Зоны и таких людей очень не хватает. Думаете, мы не забрасывали туда своих агентов? Само собой да, и это были хорошие сотрудники, с прекрасной боевой и оперативной подготовкой, но в Зоне они не проживали больше нескольких месяцев. Рекорд — сто пятнадцать дней. Нет у них, того, что вы называете чуйкой, которой мы не можем научить своих людей, сколько бы не старались. А вы — редкий шанс перетянуть удачу на нашу сторону.

Само собой, Селезнев не назвал бы ему настоящую среднюю или максимальную продолжительность выживания в Зоне агентуры, поэтому пришлось выдумывать на ходу, однако он всё же заметил, как глаза сталкера загорелись. Расчёт прост: быть не просто бродягой, а кем-то значимым — это действовало на внутренне самолюбие не хуже чем яркий свет фонаря на мотыльков. Естественно, кроме возможности помочь Отечеству, что-то заработать и осознавать, что ты — разведчик, хоть никто и никогда из непосвященных об этом не должен будет узнать, имелся весомый аргумент, касавшийся избавления от необходимости отсиживать гигантский срок. В совокупности, это должно было дать нужный эффект.

— То есть, вы предлагаете мне быть шестеркой и доносить вам на других сталкеров и торговцев? — Виктор снова недоверчиво посмотрел на полковника.

Селезнев отрицательно покачал головой и взглянул на него как-то по-отцовски, словно мудрец, которому задало вопрос неразумное дитя.

— Нет, что вы. Наша цель куда более крупная рыба, — тут выражение лица полковника изменилось, став более сосредоточенным. — Бродяги и мелкие торговцы, обитающие в самодельных бункерах — все это нас интересует не больше, чем проблемы реформы налогообложения где-нибудь в Мозамбике.

— А если я соглашусь, но потом передумаю и…

— Что — «и»? Что дальше? Сумеете покинуть Зону, то попадете к нам и тогда вы загремите на тот же четвертак, если вообще не пожизненно. Уйдете к «демократам» — там с вами проделают тот же самое. Только учтите, если станете работать на них, то, в этом случае вы будете против нас.

Встав, полковник не моргающим взглядом посмотрел в глаза сталкеру.

— Выбор за вами, на чьей стороне быть. Смотрите, не прогадайте, — сказал он.

Но Говоров уже знал какой предпочтет выбор. И он его сделал.

В коридоре было полутемно, словно все старались экономить электроэнергию, хотя подпитка объекта шла непрерывно. Через закрытую дверь в кабинет начальника разведслужбы доносились яростные крики, отдельные слова из которых все же можно было разобрать и если в этих стенах и раньше шли бурные дебаты, как правило, только на повышенных тонах, то сейчас двое мужчин явно прошли рубеж обоюдной толерантности. Дискуссия переходила в перепалку, где обе стороны не желали слышать доводы друг друга и настаивали на своём скорее из принципа.

— А зачем вам-то понадобилось идти к источнику?! Да еще и без предварительных данных! — не унимался профессор Логинов.

Главному сотруднику научно-исследовательского отдела, без согласия которого не принимались практически никакие решения, всячески противился инициативе полковника Серегина. У них с самого начала не сложились отношения и они грызлись между собой чуть ли не по любому поводу. Однако их посты принуждали так или иначе искать компромисс, но в этот раз никто не хотел уступать.

— Я смотрю у вас память короткая?! Или вы не помните, как на закрытом совещании я вслух зачитывал последнюю директиву, которую прислали из Центра? — полковник Серёгин грубо ответил вопросом на вопрос, в несвойственной ему манере.

— С моей памятью все в порядке, а вот что вы себе позволя… — хотел возразить ученый, но Серегин оборвал его на полуслове.

— Позволю себе кое-что вам напомнить, — стараясь держать себя в руках, произнес полковник, — в директиве чётко указывались действия в случае обнаружения новых аномальных образований. Не так ли? Так вот, на нас лежит полная ответственность за контроль, как над самим образованием, так и за прилегающей к нему территорией!

— Но мы совсем недавно открыли эту аномалию! — буквально завопил ученый. — В директиве речь шла о разведке только техническими средствами, а не о спуске людей в то место, о котором нам ровным счетом ничего неизвестно! А если там напряженность пси-поля больше пятидесяти стандартных единиц по шкале Войта-Рагимова, что бывает очень часто в подземных аномалиях? Что тогда? Вы хоть отдаете себе отчет в том, что собираетесь отправить отряд на смерть? Это вам не поход в рейд близ Периметра, где самая большая неприятность встретится со стаей псевдособак или плотью!

— Это вы мне будете рассказывать об опасности в Зоне?! — вспылил полковник. — Вы, кто ни разу не выходил из бункера глубокой консервации, находясь в пятидесяти метрах под поверхностью?! Откуда вам знать, что такое опасность?! — Полковник перешел на крик.

Лицо военного побагровело, а на его шее вздулись вены. Он подошел совсем близко к испуганному ученому и, глядя ему в глаза, перешел на угрожающий полушепот.

— Мои люди побывали в таких передрягах, что вы, окажись там, наложили бы себе в штаны. А сходили бы вы с нами в один дальний рейд к «Юпитеру» или на болота, и услышали то, что слышал я, когда нечто разрывает твоего товарища на куски, а ты ничего не можешь сделать, когда твой сослуживец, с которым тебе пришлось три года топтать эту проклятую землю, попадает в воронку… Или ночью в Зону. А ты знаешь, что такое НОЧЬЮ ходить в Зону?! НИЧЕРТА ТЫ НЕ ЗНАЕШЬ!!!

Последние слова Серегин выкрикнул, смотря как со лба у Логинова текли ручейки пота. Полковник обнаружил, что крепко держит руками исследователя за его белый лаборантский халат. Постояв так недолго, он, несколько успокоившись, отпустил ученого и даже поправил на нем его халат. Отойдя в сторону, военный развернулся и ровным голосом спросил:

— Так вы не будете ставить свою подпись на плане операции?

От того, насколько резко изменился голос полковника, главный научный сотрудник опешил. Теперь он звучал совершенно без эмоций.

— Я…я не буду ставить свою подпись ни под каким планом, — хрипло произнес ученый. — Вы сумасшедший и хотите погубить множество людей. Я не позволю и у меня есть право ветировать любую операцию, если она несет неоправданно высокий риск!