Евгения Федорова - Вселенская пьеса

В ноздри ударил сильный запах антисептика, руку защипало, и я дернул ею, высвобождаясь из цепких пальцев врача.

-Есть угроза жизни? - спросил я, напоминая врачу корабельные правила.

-Сам что ли не чувствуешь? - возмущенно отозвался Змей.

-Тогда о каких системах восстановления идет речь? Она же сжирает треть энергозапаса корабля, а мы стоим бок о бок с боевым линкором!

-Если мы включим системы, - возразил врач, - завтра твое тело будет в куда лучшем состоянии - механизмы естественного восстановления клеток интенсифицируются...

-У тебя тут слишком жарко, чтобы ночевать, - устало сказал я.

-А еще просил накрыть его, - усмехнулся Змей. - И, можно подумать, у тебя в каюте прохладнее.

-Градусов сорок будет, - зевнув, сообщил я и сел на столе. - Пойду спать, док, не могу больше.

-Это все последствия укуса, - Змей наполнил каким-то веществом шприц с тонкой и длинной иглой.

Подозрительно, я покосился на него и немного отодвинулся в сторону. Медсестры опять прыснули от смеха, я явно их забавлял.

-Я прекрасно слышал все, что говорил андеанец, - подходя ко мне, заявил Змей. - Не хочу найти тебя завтра в кровати, впавшим в кому. Ясно? Тогда откинь голову в сторону.

-Пакость какая, - пробормотал я, когда тонкая игла вошла мне в основание шеи у самой ключицы. - И что за методы?!

-Кто из нас врач? Вы, капитан, или я?

Я вздохнул и сел, потирая место укола.

-Что у вас за привычка обращаться то на "Вы", когда что-то не нравится, то на "Ты"? Можно мне уже, наконец, пойти спать?

Змей ничего не сказал, исподлобья глядя на меня и был в его взгляде легкий упрек, может быть даже обида. Он потянул меня со стола, помогая встать, и я, обернув вокруг пояса простыню, медленно побрел к выходу.

-Шмотки не забудь, - напомнил врач, указывая на оставленную одежду. Помедлив с секунду, сам подхватил комбинезон и подал мне.

-Что, Антон, нормально? - спросил он глухо. - Потянешь?

-Неприятность эту мы переживем, - ответил я ему словами известной песенки. - Но ты прости меня за грубые слова. Завтра все изменится.

-Конечно, Антон, - тяжелая рука дяди легла мне на плечо.

Мы были сегодня неосторожны со словами, - устало подумал я и вышел из медицинского отсека.

Прежде чем уснуть, я положил ладонь на переборку корабля и попросил Ворона самого исправить неработающие системы. Ведь наши механики оказались совершенно бессильны! Тоже мне, механики! Вот тебе и технологии!

Глава 4. Экскурс памяти

Я проснулся в приятной прохладе. Воздух, по ночному холодный, казался немного спертым. Ворон ответил на мою обессиленную просьбу, и сам восстановил системы контроля температур. Откинутая в сторону перед сном простыня, теперь накрывала меня, лежать было хорошо и уютно.

В каюте царил полумрак, судя по табло над системным терминалом, я проспал часов двадцать и чувствовал себя значительно лучше. Как раз то, что было нужно моему организму, чтобы хоть немного восстановиться. Боль в голове стояла мутным, почти незаметным призраком.

В полутьме по черному потолку были рассыпаны десятки сотен маленьких звезд. Система жизнеоснащения корабля. Чтобы не сбивать временные циклы людей, разработчики Ворона предусмотрели механизм смены дня и ночи согласно времени года. На Земле мы оставили за собой середину февраля, потому на корабле темнело сейчас рано, и ночь была длинной. Светильники в коридорах разгорались медленно и неохотно, как и положено зимнему рассвету. Очень удобная система в переделах корабля. По голосовому приказу при необходимости интенсивность света всегда можно усилить, в аварийных ситуациях освещение тут же переключалось на резервное. Те, кто построил корабль много лет назад, предусмотрели почти все. Во всяком случае, очень многое.

Восемь с лишним лет назад, будучи многообещающим, талантливым студентом, я уехал учиться в Англию, и занимался научными трудами под руководством профессора социологии Родеррика Стерта. Он был великолепным руководителем, а я необузданным и вспыльчивым мальчишкой, которому собственные выводы казались гениальными и не беда, что все эти выводы уже давно написаны в книгах, которые я по молодости еще не успел прочитать!

Социологию я воспринимал как некую обязательную ширму, прикрывая ей свои истинные интересы, и Родеррик Стерт прекрасно это понимал. Думаю, он без запинки определил, чем я на самом деле занят. Не зная главного правила психологии: опыты надо ставить лишь на посторонних людях (нельзя применять работоспособные методы к близким и друзьям) я очень скоро избавился от всех своих приятелей, которые, чувствуя давление, отстранялись все дальше. Но это же было так интересно! Не изучение поведения толпы или страхов общества, этого сплоченного быдла, этих подражающих друг другу обезьян, ушедших в своем развитии вовсе не так далеко, как им верится, а понимание каждой души в отдельности. Управление массой мне казалось делом легким, примитивным, а ты попробуй понять и подчинить себе единичный ум!

Я постоянно напрашивался на драки, вызывая у окружающих раздражение и агрессию, посредством которой, как я думал, проще всего управлять людьми. Чтобы защищать себя от недовольных подопытных, мне пришлось научиться гораздо большему, чем я изначально хотел. В том числе и быстро бегать.

И вот наступил момент, когда Стерт нашел мне по-настоящему стоящее место, он словно выдал мне шанс реализовать все юношеские амбиции и желания, но много лет спустя я неоднократно проклял тот жаркий летний день, когда профессор отыскал меня в огромном здании Университета. Он был в белом костюме, подтянутый начинающий стареть мужчина, чье лицо исчерчено сетью морщин, а в голове столько знаний, что страшно о них подумать. Как всегда, он опирался на белую резную трость, смотрел прямо и приветливо, а говорил спокойно.

Я сидел в классе, избавившись от рубашки, потому что было до невозможного жарко. Цифры бесконечной статистики плыли перед глазами, подернутые дневным маревом, и я никак не мог сосредоточиться. Нужно было довести свои расчеты до конца (терпеть не могу бросать недоделанной работу, которая мне интересна), потому упорно вглядывался в разрозненные листки расчетов и формулировок ответов, выискивая классовое разделение или схожесть. Университетские экзамены уже перешептывались за спиной, и мне жизненно необходимо было в ближайшее время разделаться с этой не относящейся к учебе работой, чтобы вплотную приступить к написанию курсовой. Увидев господина Стерта, входящего в класс, я испытал настоящий стыд и стал поспешно натягивать рубаху, но он махнул рукой, приветливо улыбаясь. Похоже, профессора не волновало, что студент нарушает все правила приличия, принятые не только в Университете, но и в самой Англии. Очень воспитанная страна, не терпящая нарушение привычного поведения. По-началу, это меня угнетало, потом выучило должной дисциплине, но нет-нет, мои прихоти все же прорывались наружу.