Михаил Ахманов - Я – инопланетянин

Я смотрел на Макбрайта, чувствуя, что он колеблется: что-то хочет рассказать, но как бы не уверен, что я желаю приобщиться к тайнам Эм-эй-си. Проявить инициативу? Что ж, пожалуй!

— Вы знаете, Джеф, что я владелец информационного агентства? — Он кивнул. — Не могу пожаловаться на своих сотрудников: добрая старая школа, люди с интуицией и опытом, не пропустят ни единой новости в сферах политики, культуры или науки. Да и как ее скроешь, эту новость? Что-то да просочится в сеть, а просочившееся можно выпарить и изучить сухой остаток… Но об этих… как вы сказали?., органороботах?.. я ничего не слышал. Абсолютно ничего! Про андроидов, правда, читал, но большей частью в фантастических романах.

Макбрайт обернулся, взглянул на Сиада и спящую Цинь Фэй, затем придвинулся поближе. На его губах играла снисходительная усмешка.

— Значит, ничего не слышали? Ну, что ж… Ваши люди охотятся за секретами, мои берегут их, и я доволен, что не зря плачу им деньги! — Он склонился к моему уху. — Андроиды — общий термин для искусственных существ, неотличимых от человека, но создавать их можно разными путями. Скажем, эволюционным: воспроизвести первичный акт творения и подождать, пока архейская амеба станет человеком. Или придумать агрегат, в который загружают аминокислоты, белки, кальций, воду и все остальное, а он печет андроидов, как пончики. Но это, дружище, фантастика; тело да кости мы как-нибудь слепим, а мозг… вот мозг нам не осилить! Но можно взять готовый — скажем, у погибшего либо от клона…

— Полегче, Джеф! Не увлекайтесь! — Я похлопал его по колену. — Полное клонирование людей запрещено. Насколько мне помнится, это единственный вопрос, не вызывающий разногласий в ООН, а также споров между ЕАСС, ВостЛигой и мусульманскими странами.

— Ну, я говорю гипотетически… к тому же есть территории, не признающие ООН… — Макбрайт отвел глаза. — В общем, представьте, что проблема мозга решена и мы имплантируем его в тело, созданное искусственно. Чем не андроид?

— Чем не человек? — отпарировал я.

По лицу моего собеседника вновь скользнула улыбка — из тех, какими взрослые потчуют детишек.

— Люди нам не нужны, — сказал он. — Производство людей налажено еще Создателем, и нынче это массовый продукт, а потому дешевый и не слишком качественный. Слабые мышцы, хрупкий скелет, потребность в воздухе, пище, сне, комфортной температуре и сотнях других вещей, включая инстинкт продолжения рода… К чему нам это? Скопируем внешний облик, но усовершенствуем внутри, избавив от человеческих недостатков. А заодно улучшим исходный материал. — Джеф растопырил пальцы и повертел ладонью перед моим лицом. — Эти кожа, клетки и кости такие непрочные…

— Что вы имеете в виду? Искусственные ткани небелкового происхождения?

— Искусственные, но белковые. Более прочные, энергоемкие и долговечные. — Он сделал паузу, потом, склонившись ко мне еще ближе, шепнул: — Слышали про Эрнста Алданова? Был, знаете ли, в России такой биохимик и врач… Знакомое имя?

Брови мои приподнялись.

— Изобретатель биопланта? Нобелевский лауреат? Вы о нем?

— О нем, о нем… Он ведь долго не раскрывал своего секрета, лечил, но только в собственной клинике, в Уфе или Казани…

— В Сыктывкаре, — уточнил я. — Это было в Сыктывкаре, в конце прошлого века и в начале нынешнего.

— Ну, пусть… Премию ему присудили в две тысячи пятнадцатом, не без участия нашей корпорации и при условии, что он продаст патент либо опубликует открытие. Так сказать, для общественной пользы… Он опубликовал, и мы получили доступ к его технологии. Затем — двадцать лет трудов праведных, и биоплант стал органоплантом. Новый биологический материал, очень перспективный…

— Алданов исцелял людей, — произнес я, — а вы хотите делать роботов — так называемых роботов с человеческим мозгом… Но роботы ли это? И для чего они нужны? Хотите вывести суперрасу, которая заменит или вытеснит нас?

Он покачал головой.

— Нет, разумеется, нет. Это будут бойцы и слуги, неуязвимые и сильные, стремительные и покорные… Наши защитники! В этом их назначение!

— И от кого они нас защитят? Макбрайт пожал плечами.

— Мало ли опасностей вокруг… Желтая угроза, исламская угроза, черная, красная, коричневая… Наконец, угроза из космоса и в результате — этот Анклав… Нет, не говорите мне, что нам не нужны защитники! — Он запрокинул голову и поглядел вверх, в беззвездное небо, затянутое пеленой. — Если прилетят оттуда…

Он не закончил фразы, но я отозвался на нее — правда, мысленно, а не словами.

Если прилетят оттуда… Что ж, я уже прилетел!

Должен признаться, я странная личность. Прежде всего это касается возраста, хоть данный параметр, казалось бы, универсален для всех живых существ. Для всех, но только не для вашего покорного слуги! Я родился в пятьдесят пятом; значит, сейчас мне восемьдесят два, однако это возраст тела, а не обитающей в нем личности. Тело старше Измайлова-Асенарри на двенадцать или двадцать лет, смотря от какого момента считать — от начала слияния или от той поры, когда оно завершилось полностью. Я выбрал первый вариант и сам с собой договорился, что пребываю в этом мире семь десятилетий — но это, разумеется, чистая условность.

С другой стороны, я старше тела на полтора столетия.

Опять же примерно, если включить периоды слияния на Сууке и Рахени, а это как минимум лет пятнадцать-восемнадцать. Если разложить мой возраст по полочкам, то диспозиция такова: сорок четыре бесспорных года на Уренире, которые я провел в ученичестве и подготовке к дальним вояжам; двадцать восемь лет на Сууке, шестьдесят с небольшим — на Рахени и семьдесят — на Земле. Каждый срок нужно откорректировать, уменьшив либо увеличив в соответствии с периодом планетарного оборота, который в разных мирах колеблется от трех до двадцати процентов, если принять за основу уренирский год. Так что возраст мой — вещь в себе, некий объект фрактальной геометрии, который может быть тем или иным, смотря по тому, какой измерять его мерой.

Это и понятно; что скажешь о возрасте существа, которое четырежды рождалось, трижды сливалось с другими разумами и дважды умирало? Могу лишь заметить, что о рождениях я ничего не помню, а что касается слияний, то на Земле и Рахени этот процесс был непростым и всюду — довольно долгим. В отличие от смерти — эта дочь первородного греха настигает быстро и разит стремительно.

Все эти несообразности и перипетии связаны с родом моих занятий. Я — Наблюдатель, а это значит, что пять или шесть веков я проведу в чужих палестинах, влекомый к ним неистощимым любопытством и тягой к знанию; я проживу десяток или больше жизней, сливаясь с разумами автохронов и улетая в миг кончины в свой далекий мир. Как уже говорилось, мой полет не занимает времени, ибо передается не телесная субстанция, а энергоинформационный или ноосферный луч — собственно, мысль, скорость которой нельзя представить и измерить. Конечно, мое путешествие требует содействия Старейших и определенной подготовки, в которой важнейший момент — отбытие: я должен уловить ментальную ауру планеты и как бы приобщиться к ней, чтобы попасть в нужное место. С обратной дорогой проще: спектр уренирской ноосферы впечатан в мою память, и этот нерушимый мыслеблок — гарантия благополучного возвращения.