Александр Шакилов - Ренегат. Империя зла

Собственный голос показался ей ненатуральным, будто включили запись диктофона:

– Вели остановиться.

Лимузин замер посреди перекрестка. Затормозил и весь кортеж, ожидая особых распоряжений. Вмиг образовалась пробка. И с каждым толчком сердца, с каждой долей секунды она все разрасталась. Это хорошо, очень хорошо.

– Вели разблокировать дверь.

– Но, свет моих очей, ты же не…

– Повторять не буду. – Голос чужой. Это не Лали говорила, что вы. Она же не умеет так!

– Свет моих очей, только не нервничай. Тебе вредно нервничать, тебе…

Дверца распахнулась. Хорошо. Уже почти отлично.

– Отдай коммуникатор.

– Но доченька! – И все же он протянул свой девайс, трещащий без умолку.

В глазах у отца был страх. И это почему-то напугало Лали больше всего.

Она выскочила из лимузина. Сотни – тысячи! – союзников, запертых в разноцветных электрокарах, изумленно таращились на нее. Не каждый день увидишь дочь министра восстанавливаемых ресурсов посреди перекрестка с автоматом в руках. Лавируя между машинами – пробке нет конца и края – она что было духу бежала прочь. Надо уничтожить коммуникатор отца, с которого отдаются приказы. Без коммуникатора отец не скоординирует своих цепных псов. Не сможет нанести ракетный удар по больнице, если доводы министра обороны покажутся неубедительными.

Уничтожить коммуникатор – вот что Лали должна сделать прямо сейчас.

Она остановилась у светло-розового кара, в котором, испуганно моргая, скукожилась молодая женщина: русые волосы завитушками, пальцы побелели на оплетке руля. На заднем сиденье – специальное креслице. В креслице – ребенок, девочка. Улыбнувшись Лали, малютка забавно взмахнула крохотными ручками.

Лали улыбнулась в ответ. И уронила на асфальт коммуникатор отца. Навела на него игрушечный – никак не могла избавиться от этого ощущения – автомат. Прищурившись, как учили на военной кафедре, прицелилась. Каждый союзник, независимо от пола, должен уметь защищать Родину. Палец на спуск – и…

И ничего!

Действительно игрушка?!

Лишь секунду спустя девушка сообразила, что надо было снять с предохранителя, а потом уже дергать спуск. Какая она глупая! Не отрывая ладонь от рукоятки, чуть повести вверх указательным пальцем, толкнуть черный рычаг из рессорной стали…

От боли потемнело в глазах. Лали вскрикнула. Указательный палец выгнуло под неестественным углом. Сломан. А главное – из руки загадочным образом исчез автомат. Лишь через мгновение ее окатило смрадом жженого синтетического табака.

Попытавшись растоптать коммуникатор отца, Лали занесла над ним ногу – и тут же врезалась в розовый кар, заставив женщину за рулем чуть ли не сползти под кресло, а ребенка заплакать. Так бесцеремонно с дочерью министра никто и никогда не обращался.

– Не надо, – сначала услышала она, а потом увидела уродливую рожу, сверху вниз пересеченную рваным шрамом. – Ему все равно не поможете, а себе навредите…

Когда, запыхавшись, прибежал отец, окруженный молчаливыми бесстрастными секьюрити, Серпень – так звали урода со шрамом – протянул ему коммуникатор и криво ухмыльнулся:

– Вашей дочери срочно нужна помощь спецов Поликлиники номер один.

И минуты не прошло, как Лали, отец и Серпень забрались в вертолет, зависший над пробкой. Для этого им понадобилось влезть на розовый электрокар. Под отцом пластиковая крыша треснула.

Лали мысленно попросила прощения у маленькой девочки и ее мамы.

Устроившись на сиденье, Гурген Бадоев скомандовал:

– Штурмуйте больницу.

– Маршал, да приди уже в себя! Уходить надо! – проорал в ухо Тарсус.

Белого шлема на голове Ивана не было, он висел на толстом кабеле у самого пола. Из носа текло. Мазнул ладонью, глянул – все красное. Как водится в таких случаях, запрокинул голову – и едва не потерял сознание: перед глазами поплыло, закружилось, сворачиваясь спиралью.

– Что? А отец? Я без отца… – Иван осекся.

Даже слепой увидел бы, что Владлен Жуков мертв. Труп. Его больше нет с нами, отбыл на дирижабле к Господу Богу и архангелам. Ну, или чуть ниже, если верить тому, что он наговорил перед смертью. Из глаз, изо рта и ушей отца струилась кровь, багровые ручьи сливались в реки, реки образовывали озера прямо на простыне, которая не промокала.

Тело Ивана безотносительно к мозгу решило действовать на свое усмотрение. Оно кинулось к трупу, словно рассчитывая оживить его одним лишь присутствием на кровати рядом. Тело изгваздалось в крови отца, тело вцепилось в мумию, в которой разум отказывался признавать гордого и сильного Героя Революции. Пульса не было, сердце Владлена Жукова не билось, легкие не требовали воздушной смеси.

– Ты ничего не мог сделать. – Тарсус подошел ближе. – Мозг министра был поврежден дознавателями.

Иван сполз на пол, прижал колени к груди, обхватил их руками.

Отца больше нет.

Больше нет.

Нет…

Как дальше жить? Что делать?..

Только он задал себе этот вопрос, как четко услышал голос Жукова-старшего: «Хортицкая трудовая зона, спецшарашка для электронщиков и айти-спецов».

– Что? – Иван вскочил, кинулся к отцу в надежде, что он очнулся, что самый-самый родной человек не умер, просто так показалось…

Увы, труп не стал живее.

– Ты это слышал?

– Что слышал? – Тарсус глядел на Ивана с подозрением.

– Ну, про Хортицкую трудовую зону?

Лицо подпольщика – все еще под голограммой-маской – ясно отражало ход его мыслей: нет, ничего он не слышал и теперь считает, что у союзника как минимум слуховые галлюцинации на почве стресса.

«Хортицкая трудовая зона, спецшарашка для электронщиков и айти-спецов, – настойчиво повторили голосом отца. А потом, чуть помедлив, добавили: – Если вам нужен образ будущего, вообразите сапог, топчущий лицо человека – вечно» [4].

Ладони сами легли на уши, прижали их до боли к черепу, едва не расплющили.

Сапог.

Лицо.

Вечно.

Голос отца в голове – как навязчивая мелодия новомодного хита, которую напеваешь целый день. «Тру-ля-ля, тру-ля-ля, Председатель нас ведет! Тру-ля-ля, тру-ля-ля, смело мы за ним идем!» И надоела песенка, а врезалась в мозг так, что не выкинешь, как ни пытайся.

Родительский голос мешал сосредоточиться на том, что творилось вокруг. Это бормотание меж висков не позволяло оплакать утрату, потому что нельзя скорбеть о том, кто разговаривает с тобой, кто поселился у тебя под черепушкой.

– Маршал, – донеслось издалека, из другой, наверное, галактики, – если мы прямо сейчас…

Отец – мертвый отец, поселившийся между затылком и лбом, – перебил:

«Хортицкая трудовая зона, спецшарашка для электронщиков и айти-спецов».

– Маршал, мне что, тебя опять на собственном горбу…