Вячеслав Кумин - Приз

Грин криво усмехнулся.

– Я понимаю что вам претит сама мысль создавать оружие массового уничтожения, но…

– Но если мы его не сделаем, погибнет вся колония, – закончил за Эрика профессор. – Я понимаю, понимаю… мы делаем все возможное. Результатов пока нет, но скоро будут. Условия у нас сами понимаете какие…

– Когда?

– Дня через два-три. Может даже неделя.

Эрик невольно поднял брови в сильном удивлении. Образцы были доставлены черт-те когда, месяц назад и вот выясняется, что ничего не готово.

«Да это, черт возьми, саботажем попахивает!» – подумал Махов.

Видимо последняя мысль отчетливо отобразилась на его лице, потому как профессор горько усмехнувшись, сказал:

– Все не так просто, как кажется, молодой человек. Мы только-только подготовили лабораторию под новые задачи. Не хватало некоторого оборудования… Сами понимаете сколько потребовалось времени чтобы найти смельчака, чтобы перевезти необходимое оборудование из одного модуля в другой. Что-то вовсе пришлось изготавливать самостоятельно, перепрофилировать… Но теперь мы можем приступить к работе. Собственно она уже идет. Скоро мы расшифруем геном сахарианцев и поймем чем и как их эффективнее всего травить. Но это тоже потребует некоторого времени. Даже еще больше. В разы больше. Так и передайте нашему дорогому президенту и командующему.

– Обязательно передам… как только восстановят связь.

Профессор кивнул и вновь уставился в свои записи, показывая, что разговор на этом закончен. Эрик попрощавшись покинул кабинет старика.

Еще никогда в своей жизни профессор Грин не работал так много и это на старости лет, да еще в столь чудовищных условиях.

Проблема даже не в чудовищной планете с ее кошмарным жарким климатом и даже не в диких солнечных вспышках валивших с ног, а в банальной нехватке специализированного оборудования в лаборатории. Все приходилось как-то переделывать, менять программы. С квалифицированными специалистами тоже беда. В колонии ведь лучших не отправят, так что за ними тоже приходилось присматривать, указывать на ошибки, а то и вовсе самому все исправлять. А это просто гигантский объем работы.

Спектр проблем, что приходилось решать также необычайно велик, от лечения обычных недугов вроде запора, до создания вакцин от сахарианской чумы и прочих болезней, не говоря уже о том что надо синтезировать обычные лекарства, что уже подходят к концу, из местных производных. И вот теперь еще требуется создать оружие массового поражения против сахарианцев.

Тем не менее он почти не жалел о том что отправился в колонию добровольцем. Лишь пару тройку раз, да и то в моменты сильной слабости, во время сильнейших магнитных бурь, когда голова раскалывалась на части. Да и то, не потому что улетел с Земли, а потому что не долетел до места назначения. Все дело в том, что он как никогда отчетливо видел результаты своих трудов. По сути, все колонисты обязаны ему своей жизнью. Это ли не счастье видеть реальный результат своей работы и осознавать, что ты напрямую спасаешь жизни?

Конечно, имелась в этой бочке меда и своя ложка дегтя. Люди все же умирали, не всегда удавалось среагировать достаточно оперативно, но тут уже ничего не поделаешь – он не бог.

Естественно, что сил на такую объемную и тяжелую работу требовалась прорва. А откуда ее взять старику? Только пользоваться спецпрепаратами, а они здоровья не прибавляют, уж он-то понимал это как никто другой.

Профессор чувствовал, что его время уходит, почти так же стремительно как песок сквозь пальцы. Он конечно понимал, что мог бы продлить свое существование серьезно снизив темп работы, лаборанты видя его состояние так и говорили, но Грин понимал, что удлинение его собственной жизни приведет к сокращению населения колонии.

Да и зачем ему такая пустая жизнь проведенная в праздном отдыхе? Не от нее ли он бежал с Земли? Он просто не сможет жить, зная, что из-за его бездействия, праздного отдыха, гибнут люди. Потому надо работать до упора, выкладываться по полной каждый день.

Главной своей задачей он видел в совмещении земных культур и местной флоры. Только такие генные гибриды смогут дать людям шанс на выживание. Закрытые системы оранжерей не панацея, слишком мал объем производимой продукции. Они смогут поддерживать только очень ограниченную популяцию людей без возможности развития, а это грозит вымиранием.

Но вот, вместо того чтобы использовать оборудование для расшифровки генома местных растений и понимания что с чем можно скрестить, приходится расшифровывать геном сахарианцев. Это обстоятельство очень раздражало профессора.

Сахарианцы. Аборигены. Это еще один фактор способный самым кардинальным образом повлиять на выживание колонии и с ним естественно нужно что-то делать. И хоть предложенные методы Эдварду Грину категорически не нравились, он не собирался их саботировать. Прежде всего нужно выжить людям, а там рано или поздно, но диалог с местным населением должен состояться.

В дверь постучали.

– Да.

В кабинет доктора вошел один из самых лучших его помощников. Даже больше того, приемник Владимир Хеннес.

– Что Влад?

– Готовы результаты расшифровки генома гоблинов, профессор.

Владимир протянул профессору распечатки и съемный электронный носитель информации с полными данными по расшифровке.

– Не нужно изъясняться «крысиными» терминами Владимир, – с укоризной покачал головой профессор. – Нужно быть выше обстоятельств.

– Простите профессор…

– Ладно, ступай…

Помощник ушел, а профессор, выпив еще одну таблетку для повышения сил и усиления концентрации внимания, погрузился в изучение данных. И чем больше он изучал полученные данные, тем все более странными они ему казались, но понимание того, что именно странно, ускользало от него.

– Интересно… очень интересно…

Отложив распечатки Грин загрузил данные в свой компьютер чтобы посмотреть все результаты.

Выведя на экран геномную карту сахарианца, профессор почувствовал, как с перебоями заработало сердце, а потом и вовсе начало твориться что-то ужасное.

– Проклятье… – прохрипел он.

Схватившись правой рукой за грудь, Эдвард Грин упал на стол, а потом сполз на пол, хрипя и задыхаясь.

Когда по очередному вопросу для консультации к профессору зашел один из его подчиненных, все давно было кончено.

– Это очень большая потеря для нас… невосполнимая, – сказал Ремезов, когда Владимир Хеннес сообщил президенту колонии о случившейся трагедии.

Президента чуть самого удар от горького известия не хватил. Антон Николаевич прекрасно понимал, что потеряла колония со смертью профессора. Второго такого у них нет, даже близко. Может кто-то еще подтянется, вырастет в профессиональном плане, это неизбежно, но на это нужно время, к тому же такой рост тоже не обходится без последствий, ошибок, а все ошибки в столь суровых условиях оплачиваются как правило жизнями.