Игорь Середенко - Дом героев

Ночью, когда все уснули, он вытащил из кармана брелок и оставил его на зеркале, где каждое утро любит причесываться Софья. Этот брелок ему подарила Софья на рождество. На нем изображена молодая влюбленная пара: Николай и Софья. Софья ему тогда говорила: «пусть этот золотой брелок хранит тебя от смерти. Носи его всегда, и он тебя спасет в трудную минуту». Николай подумал, что времени у него не осталось вообще, и потому этот брелок, напоминающий нежные чувства, ему не нужен. Прошлое осталось позади, прикрытое навеки темной и мрачной стеной безразличия и презрения, даже к тому, кого когда-то любил больше жизни.

Пока пара спала, Николай незаметно вышел из квартиры. Ночной ветерок слегка ударил в его лицо, он почувствовал, что все это время в квартире он не дышал свежим воздухом, и вот только сейчас на улице он по настоящему вдохнул свежее дыхание ночи, наполнившее его живительной влагой второй жизни. На улице он остановил такси и умчался на нем в темноту ночного города, подальше от грустных воспоминаний и прошлой жизни, к которой он никогда уже не вернётся.

Больше всего на свете он хотел поскорее уйти куда угодно, лишь бы подальше от этих мест. Забыть все, что с ним происходило. Поэтому, он пересел на ночную электричку и умчался на ней за город в неизвестном направлении. Ему было все равно, куда она направляется. Но, увы, через сутки действие невидимой силы, которая полностью восстановила его ноги, подарив миг надежды, прошло, и Николай вновь потерял возможность ходить, а вместе с потерей ног, он приобрел ограниченность в передвижениях, то есть стал инвалидом. Его ноги исчезли также незаметно для него, как и появились. Он очнулся на неведомой просёлочной дороге, совершенно беспомощным физически и потухшим душевно.

Через двое суток Николай вновь оказался в пансионате. Первое, что он сделал — добрался к старому сараю, где находился камень, который дал ему волшебную силу. Но, увы, как не старался он дотронуться до камня, его ноги не появлялись, и камень не светился, а был холодным, как и полагает быть славному камню. Николай от нервного расстройства начал дико смеяться и неистово бить камень руками, разбивая кисти в кровь.

— Не нужно. Ему ты все равно ничего не сделаешь, — прозвучал тонкий детский голосок за спиной Николая.

Он обернулся и увидел Нину, стоящую в проеме шаткой деревянной двери.

— Я тоже хотела, что бы он дал зрение для моих глаз, но… Он сам решает, что и кому давать. Мы не властны над ним, — мягко и совершенно спокойно произнесла Нина.

— А я право подумал, что схожу с ума, — сказал Николай. — Ты говорила мне о какой-то помощи. Что ты имела в виду? — его окровавленные руки повисли.

— Это он мне передал. Он сказал, что ты тот, кто поможет… а в чём, я не знаю. Я не всегда понимаю, чего он хочет…

— К черту это… все ерунда. Я никому и никогда не смогу чем-либо помочь. Я ведь теперь инвалид, как и все здесь, — произнес досадой и гневом расстроенный Николай.

— Я не знаю как? Но я чувствую и слышу некоторые его слова. Он общается со…

— Это все ерунда! — злобно произнес Николай, не прислушиваясь к девочке.

— Нет, не ерунда. Это силы природы и… — оправдывалась девочка.

— А я сказал, что ерунда. Почему же он теперь мне не помогает? — он гневно посмотрел в её сторону, как будто ожидал немедленного ответа.

— Я не знаю… — произнесла Нина и тихонько заплакала.

Николай посмотрел на Нину и немного смягчился, ему вновь было обидно за себя, за свою грубость к слабому и беспомощному существу.

— Ладно, можешь быть… — смягчивши свой тон, сказал Николай. Он не захотел дальше говорить, что бы не обидеть чувства девочки, и молча направился к выходу из сарая.

От Рамбы Николай узнал последние новости, которые произошли в пансионате во время его отсутствия.

— Ну, Николай, а теперь держись, — сказал Рамба. — Ты твердо сидишь в кресле? Нас всех решили перевести в другое место. Это окончательно.

— Куда ещё? — поинтересовался Николай.

— Наши были там — на новом месте. Говорят, что хуже гадюшника они не встречали, это настоящая свалка. За городом, недалеко от свалки отходов. Там места не такие пейзажные, как здесь, ты понимаешь.

— Ну, и что с того? — безразлично сказал Николай.

— Я тебя не понимаю. Тебе что все равно? — до глубины души удивился Рамба, хотя ему тоже не особо это было близко к сердцу, так как он полагал, что его приемные родители заберут, и поэтому дела пансионата и его обитателей обойдут его стороной.

— Вообще-то, да — мне всё равно, — безразлично, но с ноткой раздражения произнес Николай.

— Ну, ты и даешь. Наши все собираются бороться за свои права. Оказывается, эта территория была когда-то усадьбой какого-то князя или графа. Дорогое место для недвижимости, между прочим. Помнишь тех людей на джипах, которые даже зайти в дом не пожелали?

— Да. Ну и что? — уже раздраженно произнес Николай.

— Как, что?! — воскликнул Рамба, возмущенно тем, что его друг равнодушен. — Говорят, будто они — и есть те покупатели. Вот почему их не интересовали старые строения. Их интересует лишь земля, и то, что исторически здесь было графское поместье. Понимаешь?

— Нет, не понимаю. Какое мне дело до всего этого?

— Ты же не можешь не переживать. Надо же быть в курсе того, что может произойти, — возмущался, и немного обижался на друга в глубине сердца, Рамба.

— Если суждено потерять жильё или поменять лучшие условия на худшие, то так тому и быть. И ни ты, ни кто-либо еще, не сможете помешать этому.

— По одиночке — нет. Но, все мы вместе — сможем. Когда мы объединены с единой целью…

— Вот и ты стал похож на всех, такую же чушь несешь. Наслушался проповедей этих инвалидов: «Будь не таким, как все. Мы живем потому, что есть цель. У нас нет времени думать о своих недостатках». Какая чушь. Ты спишь. Проснись. Ты беспомощный инвалид, и никому не нужен. Общество и твои родные отвернулись от тебя, потому ты здесь с нами… — в гневе произнес Николай.

— Что? Что ты сказал?

— Что слышал.

— Мои родные приедут за мной, они мне обещали.

— Не приедут они сюда никогда… — спокойно произнес Николай. — Ты стал для них обузой. Они оставили тебя здесь, а сами укатили в Италию, и вряд ли…

— Ты обманываешь меня, — с тревогой в голосе произнес Рамба.

— Нет. Это правда. Я не хотел говорить тебе раньше. Я видел заявление от твоих родителей. Хотел тебе позже сказать.

Николай посмотрел в глаза Рамбы. Его глаза начали наполняться слезами, он свесил голову на грудь.

— Прости, что я стал вестником этой печальной новости для тебя. Все мы здесь находимся потому, что от нас отказались наши близкие, от нас отказался мир, в котором мы жили.