Вадим Шарапов - Командир Особого взода

— Трупы? — быстро спросил Хан-Гирей, сидевший рядом и беспрерывно разглаживавший нервной рукой свои роскошные усы.

— Сожгли трупы, Сергей Васильевич, — равнодушно ответил Степан, — и младенца тоже. Я лично истратил весь свой запас охранных оберегов. Теперь на том месте лет сто трава не вырастет, не то чтобы человек или зверь туда забрел.

— Ясно… — столичный полковник недовольно захлопнул папку с отчетом. — И все-таки вам, товарищ старшина, нужно было доставить… э-э… несостоявшегося Последнего лично мне. Как полагается!

Он уже не называл Нефедова по имени.

— Для чего, товарищ полковник? — вяло отозвался Степан, еле сдерживая зевоту. — Он же, как вы говорите, несостоявшийся. Обычный был младенец, и родиться не успел даже. Пепел один от него остался. И клана Стриг'Раан больше нет, не осталось никого из них. Задание выполнено, товарищ полковник.

— Хорошо, — резко бросил ладонь на черную папку полковник Сергей Хан-Гирей, — можете идти, старшина.

Нефедов поднялся и молча пошел к двери.

— Старшина! — остановил его голос Хан-Гирея. — Спасибо.

Он ничего не ответил.

Все, что он рассказал полковнику, было правдой.

Почти все.

Они и впрямь, опоздали, и роды уже начались. Но младенец успел родиться и теперь слабо попискивал, шевелясь на волчьей шкуре, весь забрызганный чужой кровью. Пригвоздив кинжалом к земле последнего из магов Стриг'Раан, так и не успевших закончить смертный ритуал, Нефедов брезгливо пнул в сторону костяные крючья и иглы с тянущимися от них кровавыми веревками, и повернулся к своим.

— Всем выйти отсюда! Ласс, останься. Надо закончить.

Он достал из кобуры парабеллум, повертел его в руках и сунул обратно. Потом положил руку на плечо своему брату, Стерегущему Спину.

— Ласс…

— Я знаю, — ровно перебил его альв. Он достал свой длинный нож, зазубренную, прочную как сталь кость неведомого зверя, сверкнувшую полированным боком. Присел, положив руку на голову хрипящего, содрогающегося в агонии тела с вырванными глазами. Потом резко вонзил клинок в горло и сразу — в сердце. С матерью Ласс поступил так же, только дольше сидел неподвижно и что-то шептал почерневшими губами. два коротких удара — и поток крови, освобожденно плеснувшей вверх.

— Ребенок, — сказал Степан, — как с ним…?

— Оставь его, Старший.

Нефедову показалось, что он ослышался.

— Что?

Ласс резко повернулся к нему и старшина увидел на глазах альва слезы.

Этого просто не могло быть. Альвы не плачут. Но сейчас перед Нефедовым стоял его лучший снайпер — и слезы катились по его белым щекам.

— Оставь его…

— Ласс, да ты что? Это же Последний!

— Нет, Старший. Ритуал не был завершен, и завершить его теперь некому. Мы оба это знаем и чувствуем. Это просто дитя. Наше дитя, без клана и семьи. Ты знаешь, Старший, как редко у нас рождаются дети?

— Его нельзя отдать альвам. Они узнают и не примут, Ласс, никто из кланов не примет.

— Тогда… его надо отдать людям, Старший. Они примут. Ты сделаешь это?

— Нельзя, Ласс!

— Это была моя сестра, Старший! — крикнул снайпер отчаянно. — Его мать… Она пропала давно. Мы думали, что она умерла.

— А она не умерла, — только и сумел сказать Степан Нефедов, чувствуя себя так, будто его огрели по голове пыльным мешком. Потом он поглядел в глаза Стерегущему Спину, развел руками и коротко рассмеялся, словно и не было вокруг полутемной землянки, залитой кровью.

— Ну и денек… Забирай его и пошли отсюда, нам еще обратно пробираться.

— Людмила… Вы его запишите, как найденыша. Мол, обнаружен бойцами такого-то взвода — вот, здесь все написано, я вам сам написал для удобства. Война все спишет, сами понимаете. А если надо будет деньжат подкинуть или еще чего — тут полевая почта приписана…

— Да вы что, Степан? — сестра гневно выпрямилась. — Слава Богу, нет у нас нужды ни в чем, на полном государственном довольствии состоим! Наш детский дом один из лучших считается, понимаете?

— Это я так, — смутился старшина, — не подумавши. Извините.

— То-то.

Нефедов докурил папиросу, огорченно заглянул в опустевшую коробку и аккуратно спрятал ее в карман шинели. Поправил ремень и спустился с крыльца.

— Спасибо вам, Людмила. Пойду я, наше дело казенное. Может, еще и встретимся.

— Погодите! Степан! — вдруг окликнула его женщина. — А имя-то? Самое главное!

— Имя? — нахмурился старшина. Постоял с минутку и вдруг просветлел лицом. — Матвеем назовите. Точно! Пусть Матвеем будет. И фамилию дайте — Первый. Матвей Первый. Чтоб гордился потом, когда в ум войдет.

— Кого-то из родни Матвеем звали? — спросила сестра.

— Отца моего так звали, — улыбнулся в ответ старшина Степан Нефедов.

Приложил ладонь к козырьку и быстро зашагал прочь.

— Степа-ан!

Голос слышался глухо, порывы метели временами относили его в сторону так, что он обрывался, будто срезанный ножом.

— Степа-ан! Нефе-едов!

Старшина рывком сел и пошарил рукой по вытертой до самой ости медвежьей шкуре. Пистолет… Здесь.

Сон уже ушел, вместе с ним затухло и воспоминание о голосе, выкрикивавшем его имя. В свете затухающих углей не было видно почти ничего. Рядом шумно вздохнул, завозился хозяин чума — откинул шкуры, потянулся, хрустнув суставами.

— Ань торово. Ты чего поднялся, вэйсако [5] Уважаемый. (ненецк.) ? — спросил Степан, натягивая унты. — Спи себе, да спи.

— Нет… Сяй нгерть тара, ерво [6] Чай надо поставить, начальник. (ненецк.) , - отозвался тот и тяжело поднялся, стал раздувать костер, загремел жестяным чайником.

В чуме посветлело. Блики огня заплясали на провисших под тяжестью навалившего снаружи снега шкурах, высветили одежду, закопченные жерди, старую оленью упряжь, свисавшую с них. За неровным кругом, очерченным пламенем костерка, плясали тени, высвечивая бок маленькой железной печки, приклады ружей, ворох сырой одежды. Бедно жил Хороля Вануйто, ничего не скажешь.

— Сте-епан!

— Стоп, — Нефедов, уже потянувшийся за мятой жестяной кружкой с дымящимся в ней черным как деготь чаем, напрягся и застыл, рука замерла неподвижно, — Слыхал?

— Слыхал, — отозвался Вануйто, — кричит кто-то.

Он нахмурился, потер широкое лицо, заросшее редкой щетиной и потянулся за ружьем.

В один прыжок Нефедов оказался у полога чума, осторожно откинул его. В лицо старшине ударил снег, холодные хлопья враз залепили глаза, ручейки воды потекли по щекам.

— Тьфу, черт! — ругнулся он и толкнул ногой безмятежно спавшего рядом, в меховом мешке, солдата. — Богораз, вставай!

— А? — молодой парень открыл глаза и сонно огляделся вокруг. — Товарищ старшина? Что случилось?

— Что-то случилось, — отозвался Нефедов. Он уже стоял, надевая куртку и перехватывая ее в поясе широким ремнем. — Быстро подъем! Останешься здесь, смотри в оба. Я сейчас вернусь. Где Чернецов?