Владислав Выставной - Земля в зените

Лео помолчал, пытаясь представить себе эту картину – мужчин, женщин и детей, идущих по горячей от радиоактивного распада, расплавленной стеклянистой почве. Каково их будущее? Выживет ли хоть кто-то из них?

Ответов не было.

– Что ты знаешь про Центральный мир? – тихо спросил Лео.

Айзек внимательно посмотрел на него, отвел взгляд.

– Ты рассказал мне про Розу Миров, но ничего не сказал про Центральный мир. Я слышал о нем от сжигателей.

– У нас нет информации, – тихо сказал Айзек. – Только обрывки старых легенд сжигателей. Если хотя бы часть их рассказов верна – у нашего мира нет шансов. И потому земляне не должны знать ни про Розу, ни про Центральный мир.

– И потому вы решили уничтожить сжигателей?

Айзек резко посмотрел на Лео, указал на жуткие препараты в лабораторных сосудах.

– Видишь? – резко сказал Айзек. – Эта лаборатория может не только собирать части мертвых, но и помогать живым обрести целостность – как тебе. Точно так же нельзя судить однозначно о других вещах и явлениях. Хотя бы потому, что ты не имеешь о них представления… – он сделал паузу, не сразу решившись продолжить. – Я должен спросить тебя как сына: ты не передумал?

Лео пристально посмотрел ему в глаза. Ответил:

– Тогда спрошу тебя как отца: как бы ты отнесся ко мне, если бы я изменил свое решение?

Айзек медленно кивнул:

– Я уважаю твое решение. Но учти: ты встаешь на опасный путь. Никому еще не удавалось победить систему.

– Какой бы он ни был – но это мой путь, – твердо сказал Лео. – Люди обоих миров должны знать правду. Они заслужили это. Просто потому, что они – люди.

Они еще долго сидели молча. У каждого была своя правда.

И ни один из них не знал истину.

«Крестовый поход» неспешно пылил по пустоши, унося их прочь от мрачного Железного города. Эта машина совсем не походила на прежний тягач, разделенный надвое между двумя мирами. Но Нильс не унывал, охотно делясь со спутниками своими планами.

– Вот увидите, – убежденно говорил он, похлопывая по рулевому колесу. – Мои механики сделают из этого сырья конфетку. Вот только бы добраться до базы…

– Расскажи лучше, куда ты тогда смылся вместе с машиной? – усмехалась Веста. – Признайся: ведь просто струсил, так?

– Я просто хотел местность осмотреть, – невозмутимо отвечал Нильс, – отъехал ненадолго, вернулся – а вас и след простыл!

– Так мы и поверили! – звонко вставил Пашка.

Лео посмотрел на него с удивлением: это были первые слова, услышанные им от мальчишки. До сих пор ему казалось, что тот просто глухонемой. Сейчас же все рассмеялись на это заявление.

– Да ладно вам, – поправляя очки, сказал Молоток. Очки были новые и добавляли облику умельца немного солидности. – Или вы забыли, что Нильс всем нам жизнь спас?

– Не стоит благодарности, – добродушно отозвался Нильс. – Всего лишь небольшая ядерная бомбардировка параллельного мира. Надо будет вписать эту услугу в прейскурант – вслед за перевозкой крупногабаритных грузов.

В кабине было тесно, но весело. Никто не думал о том, насколько близок от смерти был совсем недавно. К этому надо начинать привыкать. Риск – нормальное состояние на этой планете. Тесей, Персей и Ясон уже поняли это. Как и то, что обратной дороги домой у них нет.

По крайней мере, до тех пор, пока им не удастся пробить брешь в этой порочной системе. Но они были командой – слаженным экипажем, прошедшим через суровую школу, имя которой – Земля. У них были знания и навыки, каких не встретишь в этих диких местах, а главное – страстное желание вернуться.

А еще Лео хотел узнать правду о своем собственном прошлом. Как он связан с непонятным и страшным миром, который почему-то именуют Центральным? Может ли он попасть туда – чтобы что-то изменить в своей собственной судьбе и судьбе близких ему людей?

И была убежденность в собственной правоте – сила помощнее оружия, которое в изобилии водилось на этой планете.

А потому Лео больше не испытывал страха. Он просто смотрел на Весту, будто видел ее впервые. Она была для него не просто девушкой, в которую он втрескался, что называется, по самые уши. Она была для него символом этого мира, такого чуждого и притом – неуловимо родного. И уже не так сжималось сердце в тоске по родному дому, ставшему всего лишь серебристым диском где-то над головой.

Теперь ему было за что драться.