Уильям Сандерс - Поезд в ад

Оба завозились в темноте, стаскивая одежду с себя и друг с друга, срывая пуговицы и ногти, перекатываясь по одеялу и не чувствуя уже жесткого занозистого пола. Нетерпеливо взбрыкнув бедрами (Маккензи в этот момент лихорадочно стаскивал с себя потасканные джинсы) и поспешно раскинув ноги, Элис крепко ухватила рукой его мужское достояние и, слегка пригнув, ввела в себя.

Это было нечто безумное, ожесточенное, ничего общего не имевшее с любовью и очень мало — просто с похотью. Сцепившись, они таранили друг друга резкими движениями, шумно придыхая, наружу то и дело вырывалось глухое урчание; оба были в кровоточивших царапинах — следы ногтей, укусов и заноз.

Позднее, воссоздавая все это в памяти, Маккензи мысленно провел сравнение со случкой диких животных, тех же росомах. В момент оргазма Элис прокричала что-то на непривычно гортанном языке, должно быть, на навахо. Не было попытки ни молчать, ни действовать потише, хотя проникавший через дверной проем слепящий свет от ракет и трассирующих пуль ярко очерчивал их усердно работавшие тела; оказывается, по всему вагону творилось то же самое, в самых разнообразных позах…

А снаружи рвалось, грохотало, гремело, сверкало по темным окрестностям и поросшей травой насыпи, откуда Армия Америки обороняла свой поезд.

— А надо бы нам сейчас динамита, — сказал Ховик. — Можете переспросить.

— Динамита? — действительно переспросил Билл Черная Лошадь.

— Ага. — Ховик отер пот и слегка сдвинул ленту на лбу. — Ч-черт возьми, уберу на лето эти лохмы, и если Джудит не поправится… Гм, динамит. Или замазку какую-нибудь, хоть бы какой-то разнесчастный нитрат аммония. Серьезную, словом, взрывчатку.

— Чего ты там насчет динамита? — послышался сзади голос Джо Джека-Бешеного Быка. — Оба обернулись на товарища, перебежками спускавшегося с крутого каменистого берега ручья. — Опять что-то на воздух пустить вздумал, Ховик? Прямо, как в былые времена?

— Не напоминал бы ты мне о том дерьме, — процедил сквозь зубы Ховик, поморщившись. — Нет, вы гляньте!

Опершись на кирку, он стоял на куче вывороченного камня и грунта, перемешанного с кусками корневищ. Возле с отчаянным видом орудовал совковой лопатой Билли- Черная Лошадь.

— Родная моя аборигеновая задница! — воскликнул Джо Джек. — Вы все еще дурью маетесь? Прямо, как взвод саперов-землекопов!

— Да вижу я, вижу, — тяжко вздохнул Ховик. — А казалось бы, все так просто. — С гримасой отвращения он отшвырнул кирку. — Я тут тоже думал, что управимся, а течение возьми да окажись слабоватым.

— Генератор и все остальное у нас на мази, — вставил Билли, — готово уже к пуску, если б только устроить как следует запруду, чтоб на колесо приходилось хорошее давление. Если так посмотреть, — добавил он для Ховика, — то все вроде нормально, просто вода поступает как-то медленно..

— Слишком, черт бы ее, медленно, — буркнул Ховик. — Пока вручную перелопатим всю эту гору, зима уже наступит, и ручей замерзнет. А у меня вокруг и без того дел по горло. Не годится транжирить столько времени и сил на то, чего не было и нет. Джудит мне уже плешь проела, что крыша не чинена.

— Ну и, — спросил Джо Джек, изо всех сил стараясь сохранить серьезный вид, — при чем здесь динамит? Взорвать все к черту, настолько оно остое..?

— Да нет, просто мыслишка соблазнительная… Ладно, это я так, десяток лет уже желаю чего-нибудь, что добыть уже нельзя. Сейчас бы несколько плашек «Дюпона», и всю работу провернули бы в минуты.

Билли-Черная Лошадь задумчиво насупился.

— Динамит… — проговорил он отстраненным голосом. — Ну, а что, если б я…

— Нет уж! — грянули Ховик с Джо Джеком чуть ли не в унисон.

— Но послушайте…

— Нет, это ты послушай, — мрачно перебил его Ховик. — Ты, Билли, нормальный парень, мне по нраву. Поэтому даже думать не смей насчет того, чтобы сотворить динамит, Или тол, или черный — ети его — порох, или еще чего. И знаешь, почему? Если я об этом узнаю прежде, чем тебя расхерачит в дрободан, мне уже не нравится, что придется учинить с твоей задницей, а тебе это понравится еще меньше.

Билли (его рябая смуглая физиономия поугрюмела) неохотно кивнул.

— Он прав, Билли, — подтвердил Джо Джек. — Не стоит оно того.

— Ну что, катим? — подытожил Ховик. — Нечего тут хренотой заниматься. Может, потом что-нибудь такое и придумаем, не знаю — ветряную мельницу или еще чего.

Возвратись с ними одной дорогой, Ховик долгим, задумчивым взглядом проводил сутулую спину Билли, пока тот не скрылся у себя в лачуге.

— Странный какой-то мальчуган, — заметил он наконец.

— Мальчуган? — переспросил Джо Джек. — Черт побери, Ховик, да ему — дай-ка прикину — лет по крайней мере уж двадцать пять, или около того.

— Да знаю я, но все равно посмотришь, и сразу думается… — Ховик поглядел на Джо Джека, расплывшись в широкой улыбке. — Напоминает он одного пострела, жили с ним в одном квартале, когда мне было лет двенадцать. Отец у него был хозяином аптеки, ну и сынуля им и подстроил тогда салют под Рождество. Предки у него потом весь год кирпичами просерались — пожар за пожаром, семью чуть не спалил, еще немного, и квартал бы весь к чертям на воздух.

— И что с ним в конце концов стало? — сквозь смех спросил Джо Джек.

— Последнее, что я слышал, — ответил Ховик, — так это, что он потом вырос и работенку непыльную нашел при шоферском профсоюзе.

— Гм. А знаешь что, — сказал Джо Джек, веришь, нет, а ведь я еще кое-что прослышал про тот загадочный поезд…

Наутро после стычки под Сакраменто Маккензи стоял возле двери вагона, дожидаясь охранников и оглядывая близлежащую местность. Особо приметных следов после полыхавшей ночью схватки в общем-то и не осталось: ни павших в траве, ни воронок от взрывов. Кое-где возле шпал различалось желтоватое поблескивание (должно быть, стреляные гильзы), только и всего. Мундиры занимались своим обычным делом — вид у них, может, и был чуть понурый от недосыпа, но оружие наготове; в воздухе остро пахло горелым порохом.

— Ну что, давай, говори, — подала голос Элис, возясь поблизости с одеждой.

— То есть?

— Ну, чего ты там хочешь сказать. Насчет прошлой ночи. — Лицо ее, когда Маккензи к ней повернулся, было совершенно непроницаемым. — Что мы такое с тобой сделали. Все равно что-нибудь да скажешь, рано или поздно, так что давай.

— А-а, — Маккензи, поколебавшись, неожиданно рассмеялся. — Знаешь, единственно, что на ум приходит, это что я читал в книге про Муссолини…

— Это еще кто? Индеец какой-нибудь?

— Да нет. Диктатор второразрядный, — ответил Маккензи. — Правил когда-то в Италии, да так страну довел, что его свои же в конце концов и расстреляли. Так вот, прочел я, насмешливым тоном продолжал он, — партизаны, что потом ею к стенке поставили, заперли того Муссолини в гостиничном номере, пока решали, как с ним быть. И женщину, любовницу его, — Кларой, по-моему, ее звали, Клара Петаччи, — тоже вместе с ним заперли. Так вот, когда за ним пришли, она вдруг и говорит: «Погодите-ка минутку!» и идет обратно в комнату, а когда спрашивают, зачем, отвечает: «За трусиками».