Андрей Ливадный - Туманность Ориона

— Почему и с теми, и с другими? — задал вопрос Рорих.

— А разве одна из действующих тут сил останется созерцать в стороне? — обернувшись, спросил у него один из земных офицеров.

— Спокойно, господа, не начинайте спор, — осадил их Покровский. — Минусов много, и главный из них — это малочисленность подготовленного мной экипажа плюс древность «Альфы», ненадежность многих ее систем после тысячелетнего дрейфа. Но на устранение недостатков и комплектацию боевых отсеков у нас нет времени. Действовать нужно сейчас, немедленно, пока ганианцы не покинули четвертую планету системы. Как только их корабли совершат прыжок отсюда, их уже не остановит никто. Поэтому я не стал искать обходных путей в разговорах с вами, — признал Покровский. — Каждый из вас волен подумать и принять решение, оставаться ему на борту или же покинуть «Альфу».

Он остановился в центре отсека и произнес, дождавшись, пока в зале установится гробовая тишина:

— Я принимаю на себя обязанности командира колониального транспорта. По моему приказу корабль прекращает свой дрейф и берет курс на сближение с четвертой планетой системы, чтобы подвергнуть орбитальной бомбардировке базу ганианских пиратов. Те из вас, кто останется со мной, займут места на боевых палубах корабля.

Он на несколько секунд замолчал, а потом добавил:

— Нас очень мало, господа. Но те, кто останется, должны сделать это добровольно.

— Ну что, Эрни, как в старые добрые времена? — Вадим остановился подле космического истребителя, похлопав машину по холодной броне. — Давненько мы с тобой не ходили в паре, а?

Рорих кивнул, не торопясь к своей машине, которая застыла поодаль, на соседней стартовой плите.

Он присел, заглянул в глаза Ваби, который провожал их до стартовых ангаров. В зрачках карлика таилась печаль.

— Грустишь?

Ваби отрицательно потряс головой.

— Двое. — В своей лаконичной манере произнес он, указав взглядом на машины.

Рорих понял, что имеет в виду его маленький коренастый друг.

— Да, нас будет только двое. Я и Вадим, — согласился он. — Больше некому лететь. А ты будешь прикрывать отсюда, с борта корабля. Запомнил, кого нужно слушать?

— Лейтенант Морриган.

— Молодец. Вадим, иди сюда! — позвал Рорих.

Полуэктов подошел.

— Ну… — Рорих сжал кулак. — Чтобы количество выходов в космос…

— Равнялось количеству возвращений в шлюз, — кивнул Полуэктов, завершая его мысль.

Ваби, не понимавший смысла этой старой присказки, сжал кулак.

Так, на счастье. Он любил Рориха, как старшего брата, как отца. Эрни знал это и потому не сильно завидовал тем, кто окажется в радиусе огня орудии, которыми станет управлять маленький мутант.

— По машинам! — раздался в тиши ангара окрик техника. — Время! Мы на подходе!..

Первый колониальный транспорт Земли вздрогнул, когда исполинские суппорты пришли в движение, раздвигая пространственную вилку его ходовых секций.

Словно не было этой тысячи лет забвения, слепого, неуправляемого дрейфа сквозь газопылевые облака Туманности Ориона.

Ярко вспыхнули по всей семикилометровой длине «Альфы» искры габаритных и навигационных огней. В гробовой тишине вакуума закрывались последние, остававшиеся до этого открытыми люки. Поредевшие антенны локационной системы начали медленное вращение.

Корабль оживал. Он готовился к бою.

— Осмотреться в отсеках! — Голос капитана Покровского зазвучал в бортовой Сети. — Пять минут до запуска маршевых секций основной тяги!

Доклады с постов были сухи, лаконичны:

— Реакторный, готовность подтверждаю!

— Ходовая рубка, расчет сближения с планетой завершен! Данные введены в бортовой компьютер!

— Орудийная палуба два, — герметичность портов подтверждаю. Личный состав экипирован в скафандры!

— Стартовые шлюзы открыты! Пошел обратный отсчет истребителям поддержки!

— Ракетная палуба, аппараты бомбометания заряжены!

Два толчка судорогой пробежали по корпусу «Альфы» — это от срезов стартовых шлюзов отошли два космических истребителя поддержки.

Покровский проводил их долгим взглядом.

«Мало… Как нас мало…»

— Закончена синхронизация двигательных секций.

И, как набат, в динамиках интеркома вдруг зазвучал обратный отсчет.

Голос бортовой киберсистемы вибрировал в переборках, глох в бесконечных пустых коридорах, полз короткой бесконтрольной дрожью по спинам людей:

— «Ноль-три… Ноль-два… Ноль-один… Ноль-ноль!..»

В корме «Альфы» внезапно вспухли три ослепительных, режущих глаз солнца.

Корабль, получив импульс ускорения, стал медленно, как казалось со стороны, разворачивать полусферический нос к четвертой планете системы.

Реголитный песок пустыни отливал коричневатой желтизной. На нем лежали глубокие, черные тени от острых, иззубренных камней, а раскинувшийся вокруг пейзаж казался призраком на фоне красновато-черных небес, миражом, рожденным в воспаленных мозгах.

Генри Вудмен, устраиваясь в тени огромного корпуса космического корабля на короткий отдых, очень остро ощущал неправильность, противоестественность окружавшего его мира.

Эта планета испокон веков являлась мертвой, безвоздушной, но вот сюда пришли люди, раскинули купол энергетического пузыря, накачали под него воздух, возвели несколько климатических станций, и на тебе — живи.

Нет… — подумал он, — жизнь кончилась давно, в тот момент, когда его взяли в плен на родном Эресе посреди бескрайнего заповедника. А рабское существование тут, под красновато-черными, рождающими тошнотворные приступы агорафобии небесами, являлось медленной, но верной и неумолимой смертью.

Силовой пузырь удерживал воздух и тепло, но пленка энергетической защиты не могла воспрепятствовать ускоренным частицам жесткого излучения звезды пронзать тела рабов, которые копошились подле исполинских, закованных в невиданную черную броню кораблей.

Они все были неизлечимо больны. По крайней мере, те, кто пробыл тут достаточно долго.

…Один из охранников-ганианцев, одетый в защитный костюм, остановился напротив, видимо, решая про себя, стоит ли дать этому тщедушному рабу под дых, чтобы не отлынивал от работы, но Генри равнодушно продолжал устраиваться на отдых, зная, что произойдет в следующую минуту.

Звук, который пронесся над песками реголитной пустыни, быт долгим, тягучим… от него неприятно заныло в груди, а в голове вскипело что-то черное, злое, но Генри был учен, а значит, осторожен… Он подавил в себе вспышку неприязни, стараясь, чтобы на изможденном худобой лице не отразилось никаких чувств, и звук пролетел мимо…

Пристально смотревший на него охранник отвернулся.