Леонид Кудрявцев - Мир ведьмаков

Ларион Федоров аккуратно вытер пальцы припасенным заранее листом лопуха и побрел к берегу. Пруд оказался не глубже обычной лужи, дно было илистое, вязкое, запах от воды шел мерзкий. Нехорошее место для обретения вечного покоя.

Ступив на берег, он все-таки не удержался, оглянулся на торчащий из воды предмет, сильно смахивающий на черную гнилую корягу.

Нет, это не коряга. Теперь он знал точно. Там была рука, а искорка, сверкнувшая на ней, из-за которой он и полез в воду, оказалась перстнем торговца. Яркая безделушка с красивым камнем, сразу бросающаяся в глаза, показывающая принадлежность к гильдии. Дорогая, между прочим, вещица. Вот только, попытавшись перстень продать, огребешь такие неприятности, что небо с овчинку покажется. И убившие торговца это знали. Значит, опытные ребятишки орудовали. Решили по-глупому не палиться. И упокоили они его недавно, наверняка прошедшей ночью.

Присев на ближайший пенек, Федоров вытер ноги другим лопухом, аккуратно намотал портянку и стал надевать сапоги. Хорошие они у него были, яловые, еще почти новые, не следовало их лишний раз в воде мочить. Надев сапоги, Ларион встал, обратил к солнцу, поднявшемуся над горизонтом уже довольно высоко, узкое горбоносое лицо, слегка прищурился.

Судя по карте, напечатанной, конечно, еще до нашествия ведьм, у городка Пушкино он окажется часа через два, не раньше — где-то к обеду. Само собой, если в пути не встретится с теми, кто убил торговца. Тогда возможны осложнения. Хотя обычно ночные звери днем на охоту не выходят.

Пушкино. По слухам, там сейчас живет не менее трех тысяч человек. По нынешним временам поселение более чем приличное. И отряд самообороны они себе позволить могли. Значит, можно будет не только пополнить запасы продуктов, но и переночевать, не опасаясь, что во сне перережут горло. Ну и конечно, если в одном месте собралось так много людей, вероятно, ведьмы туда не заходят — значит, от них есть защита.

Он прошелся по берегу, остановился у насквозь проржавевшего остова машины, судя по расположению руля — заграничной. Ухмыльнулся, подумав, что вся эта иностранная машинерия, оказывается, ржавеет ничуть не хуже отечественной. Даже лучше. При надлежащих условиях, конечно.

Именно здесь, у машины, проходил след, указывающий, где волокли тело, полоса смятой и запачканной кровью травы. Начинался он шагах в пятидесяти от воды, заканчивался, как и положено, возле нее и проходил именно здесь.

Интересно, почему торговец не поехал прямо по дороге? Вполне мог разминуться со смертью. Или это было неизбежно? По идее, его можно вернуть и поговорить, задать надлежащие вопросы. Вот только для этого совершенно не подходит место. Да и как за это платить? Из себя или из Шестилапа? А бесплатно, как известно, лишь птички поют. Ладно, все постепенно выяснится и так. Если будет угодно судьбе.

Он все же прошел туда, где случилось убийство, внимательно осмотрел следы. Бандитов было двое, они прятались в кустах, за стеной полуразрушенного коттеджа. Долго прятались, о чем говорил пепел на земле и несколько окурков. Что-то слишком уж беспечные бандиты. Ночью курить в засаде можно, только если знать точно, с какой именно стороны явится жертва. И еще…

Ларион наклонился, внимательно рассмотрел окурки.

Все верно: слишком они маленькие. Да и следы от проколов видны. Значит, убийцы докуривали сигареты до самого конца, накалывая на иголочку, чтобы не обжечь пальцы. Тяжко у этой нечистой парочки с сигаретами. Голодные они. А куда направились? Вот это бы выяснить, на всякий пожарный случай.

Потратив еще минут пять, Федоров определил, что ехал купец, судя по всему, на обыкновенной лошади. Тоже странно. Почему без товара? Или он куда-то спешил? Куда? И где он оставил свои пожитки? А если их не было, то чем разбойники разжились? Лошадь, когда купца подстрелили, судя по следам, просто убежала. Почему убийцы не попытались ее поймать? Кто они, кстати, эти двое? Ушли в сторону Пушкино. И пришли тоже оттуда. Может, это не так и плохо? Появились люди, сделали дело, отправились получать плату. Зачем им устраивать засаду еще на кого-то? Ради калыма? И потом сейчас не ночь.

Он вернулся к Шестилапу, оставленному у самой дороги и, положив ему руку на шею, вполголоса спросил:

— Отдохнул?

Тот мотнул массивной головой, нетерпеливо переступил всеми шестью лапами.

— Ну, значит, и в самом деле пора ехать.

Ларион вдел ногу в стремя, вскочил в седло. Посидел с минуту неподвижно, внимательно прислушиваясь, оглядываясь.

На противоположной от пруда стороне была дача. От нее явно несло чем-то чужим, враждебным. Оттуда за ними вроде бы кто-то наблюдал. Нет, не бандиты. Кто-то более необычный, но не очень опасный. Это тоже чувствовалось. Дальше, за дачей, начинался старый парк. От ближайших деревьев остались только длинные, почерневшие сверху пеньки. Словно кто гигантских обгорелых спичек в землю натыкал. И там кто-то, похоже, прятался, но бояться его не следовало, совсем не следовало. То ли одичавшая собака, то ли небольшая стайка зверестеней, еще молодых, мелких и глупых, и потому совершенно не опасных. Крупные и старые так близко к тракту не подойдут. Они, стайки зверестеней, вообще предпочитают глухомань. До поры до времени.

— Думаешь, засады нет? — спросил Федоров.

Шестилап покосился на него хитрым кошачьим глазом, встопорщил усы, но и только.

— Что-то ты сегодня, братец, неразговорчив, — пробормотал Ларион. — Грусть-печаль снедает?

— Не угадал, — ответил Шестилап. — Ни разу.

Голос у него был низкий, слегка мяукающий и насмешливый.

— Вот как? — пробормотал Ларион. — А мне кажется, тебя думы одолевают, друг мой ситный.

Дорогу перед собой он рассматривал очень внимательно, даже склонил голову на бок. Не нравилась она ему, совсем не нравилась. Не без причины, надо сказать. Свежий труп кого угодно заставит насторожиться.

— Они самые, — сообщил Шестилап. — Думы.

— О смысле жизни или так, о людском мироустройстве?

Куртка на Федорове была надета изрядно вытертая, но еще крепкая, из натуральной кожи. Криво ухмыльнувшись, он расстегнул на ней пару пуговиц, немного подумал и сделал то же самое с остальными. Вот теперь, в случае нужды, выхватить обрез, который был под ней, не составит труда.