Олег Таругин - Кровь танкистов

Нет, излишнего интереса проявлять нельзя, иначе и к нему тоже проявят излишний интерес, причем довольно быстро. Блин, и память Краснова, как назло, молчит: похоже, политинформации Васька не любил и слушал вполуха. Хотя, возможно, личному составу просто не доводили никакой конкретики, а из ежедневных сводок Совинформбюро, прошедших не один уровень цензуры, много ли узнаешь? Кстати говоря, а вот и нет, про сводки – это он правильно вспомнил, нужно будет послушать. Поскольку он – в отличие от всех остальных в этом времени – как раз умеет читать между строк. Послезнание, все дела, ага… Ладно, с этим понятно: нужно потихоньку разузнать, как тут происходит ознакомление с новостями с фронтов – и вообще.

Задумавшись, десантник едва не врезался в немолодого усатого сапера, вместе с напарником тащившего на плечах свежеотесанное бревно.

– Кудыть, бл… – рявкнул было тот, но, разглядев знаки различия, умерил бас. – Простите, тарщ младший лейтенант, виноватый, не разглядевши. Только что ж вы, не глядучи-то, претесь? Чай, не по прошпекту с барышней гуляете.

– Это ты извини, старшина, задумался. Табачком угостишься? – Захаров достал портсигар.

– Куда ж мне курить, с эдакой-то мудой на плече, – хмыкнул тот в усы, хитро сверкнув глазами. – Но, ежели не жалко, то вы, тарщ командир, мне папироску-то вона за ухо пихните. Перекур будет – подымлю, да вас добрым словом вспомню. Еще и с напарником, с Кольшей вона, поделюсь, – и снова усмехнулся. – А то у нас одна махра да газетки.

Намек Дмитрий понял и вытянул из портсигара две папиросины:

– Держи, старшина.

– Вот и благодарствую, командир, – внезапно перешел на неуставной язык сапер. – Сразу видно, тилихентный человек, намеки понимает. И медали на груди сурьезные. Ну, мы потопали.

Проводив взглядом словоохотливого «стройбатовца» – угу, блин, именно стройбатовца! За языком следить нужно, вот что, уж сколько раз себя на подобном ловил! Еще бы «всошником» [8]его обозвал, идиот! – десантник двинулся дальше, размышляя над тем, что бригада, определенно, обустраивается всерьез и надолго. И землянки по всем правилам инженерного искусства строят, в три наката, и капониры для танков роют. А вон там, за кустами, определенно зенитная батарея развертывается, тоже позиции готовят. Похоже, командование и на самом деле надеется, что фрицы отсюда их до самого лета не вытурят. Что ж, хорошо, если б так!..

Автомобиль остановился возле величественного трехэтажного здания, занимавшего добрый квартал, да еще и заходящего левым и правым крылом на соседние улицы. С высоченными, во все три этажа, колоннами перед главным входом и неизменными вечнозелеными елями перед фасадом. Или пихтами? Поди их отличи друг от друга, эти ёлки…

Отчего-то Василий сразу понял, что самая могущественная организация страны – а что может быть могущественней государственной безопасности, собственно?! – может и должна размещаться именно здесь. Уж больно здание оказалось узнаваемым . Если б танкист Краснов чуть больше разбирался в истории и архитектуре, то наверняка узнал в возвышавшейся перед ним домине типично сталинский стиль. Очень уж монументальным выглядело трехэтажное здание из гранита. Недотягивало, конечно, до знаменитого дома на Лубянской площади, того самого, что некогда принадлежало страховому обществу «Россия», но и недалеко от него ушло. И чем-то даже напоминало. Гранит, бетон, толстенные стены, высокие, но узкие окна – и прочая монументальность. Впрочем, сравнение выходило довольно сомнительное: здание московского НКВД-МГБ-КГБ строилось как раз задолго до прихода к власти большевиков.

– Впечатляет? – усмехнулся Геманов. – А знаешь, я специально к главному входу подъехал, чтобы ты оценил. Вообще-то проще было через ворота сразу во внутренний двор. Впрочем, не страшно, ножками прогуляемся. И как тебе? Вижу же, что оценил. Еще при товарище Сталине строилось, то бишь на века.

– Впечатляет. Оценил, – сухо ответил танкист, и полковник чуть смущенно хмыкнул, неожиданно подумав, что подобный стиль общения не совсем соответствует моменту:

– Не дергайся, товарищ самый младший лейтенант, Соня твоя уже наверняка на операционном столе. И от нас с тобой сейчас ровным счетом ничего не зависит. Врачи у нас хорошие, отличные даже. Пойдем.

Краснов лишь пожал плечами: мол, пойдем, так пойдем…

– Чайку хочешь? – повесив на спинку кресла пиджак, Олег Алексеевич вопросительно взглянул на танкиста. – Или, может, кофе? В принципе, могу и чего покрепче налить, ты как?

– Чаю вполне достаточно, – сухо ответил Краснов, все еще не до конца определившийся, как себя следует вести. С одной стороны, он, определенно, у друзей, которым можно всецело доверять: ну, а как, скажите, можно не доверять целому полковнику госбезопасности, который еще и практически спас от смерти и его самого, и его невесту?! Но вот с другой? С другой – Василий, как ни старался, никак не мог отделаться от ощущения, что в любой момент его могут препроводить из этого уютного кабинета в совсем иные места, наверняка расположенные несколькими этажами ниже. Ну, не может же у местного НКВД не иметься собственного следственного изолятора? И там уж разговор пойдет совсем иной… Нет, разумом-то он прекрасно понимал, что все это несусветная чушь и глупости; органы государственной безопасности – на то и органы государственной безопасности, чтобы заниматься исключительно теми, кто на самом деле представляет угрозу для страны, но…

Да еще и Соня, которая сейчас, если полковник не врет, лежит на операционном столе. Просто голова кругом…

– …чай, говорю, бери, или мне вечно над тобой стоять? – отвлекшийся от своих мыслей лейтенант увидел перед собой Геманова с подносом в руках. Ох, ничего ж себе, как это он ухитрился за несколько минут чай-то заварить?! А, наверное, у него в кабинете тот самый волшебный электрочайник, о котором он слышал в рекламе, но так и не увидел.

– Спасибо, – смущенно пробормотал мамлей, торопливо хватая чашку. Обжегся, разумеется, чай был и в самом деле кипяточный. Но пах весьма ароматно.

Непонятно отчего тяжело вздохнув, полковник подтянул к себе ближайший стул и уселся на него верхом, лицом к изогнутой спинке:

– Слушай, Краснов. Давай уже наконец определимся и раз и навсегда решим все наши проблемы. А то, сам видишь, как-то по-дурацки выходит: когда припрет, ты действуешь, словно настоящий фронтовик, а в другой ситуации ведешь себя, прости, словно влюбленная барышня. Сам посуди, и тогда, в парке, и в доме этого бандюга ты работал, словно матерый спецназовец. Не сомневался, не жевал сопли, а просто делал то, что должен был сделать. Ломал челюсти или убивал, если уж напрямоту. А сейчас на тебя смотрю – словно другой человек. Может, примешь граммов двести коньячка да выспишься? В этом дело?