Олег Таругин - Кровь танкистов

– И каковы успехи?

– На данный момент временна´я привязка в «фигуранту-2» завершена, мы можем начать эксперимент в любой момент. Ну, как только прибудет…

– «Фигурант-один»? – перебил его Мякишев. – Знаете, коллега, я всю свою жизнь посвятил науке и порой, каюсь, не замечал тех, кто эту самую науку и продвигал вперед рядом со мной. Всех тех незаметных лаборантов, младших научных сотрудников, операторов, техников… да хоть бы и прибирающихся в помещениях уборщиц! Эдаких крошечных и почти безмолвных винтиков-исполнителей, без которых, тем не менее вся человеческая наука – не более чем слова. Но эти ваши «фигуранты» режут слух даже мне! У них что, имен нет? Ведь они же живые люди, в конце концов!

– Простите, – внезапно стушевался Леонид Львович. – Отчего-то я полагал, что вам так будет привычнее.

– Привычнее что? Называть живых людей безликим термином «фигурант»? Хорошего же вы обо мне мнения. Поверьте, вы ошибаетесь, коллега. Итак?

– Фигур… э-э… того, кто отправился в сорок третий год, зовут Дмитрий Захаров, кажется, я вам уже говорил. Он, так сказать, донор, то есть тот, чье сознание оказалось помещено в тело реципиента, младшего лейтенанта Василия Краснова. Ну, это наш внутренний сленг, профессор, «донор», «реципиент». Медицинская терминология наиболее точно подходит к данной ситуации.

– Простите, уважаемый, но если смотреть с точки зрения танкиста из сорок третьего года, то все получается совсем наоборот? Разве не так? И донор с реципиентом меняются местами?

– Вы правы, профессор, – пожал плечами завотделом. – Просто мы судим именно с нашей стороны ; так сказать, в направлении отсюда – туда. Так проще. В сорок третьем-то никто не проводил подобных экспериментов.

– Ладно, я понял. Итак, если Краснов согласится, точнее, захочет вернуться в свое тело и свое время, обратный обмен может быть осуществлен? Я верно истолковал ваши слова?

– Именно так. По крайней мере, теоретически. Собственно говоря, у нас все готово к эксперименту. Если и на практике все пойдет, как запланировано, полагаю, можно будет считать, что проблема неуправляемого хроновоздействия в основном решена.

– Ой ли? А как насчет того, что Краснов узнал, пока находился в нашем времени? Не замутненное нашей информационной лабудой и историческим враньем сознание человека из прошлого, способное впитывать новые сведения, словно губка, может ведь оказаться куда опаснее, нежели разум бывшего десантника. Не находите?

Леонид Львович снова помедлил с ответом. Неторопливо подошел к столу, налил стакан минералки, выпил. Предложил Мякишеву – тот отказался:

– Разумеется, мы об этом думали. Но это, как выбирать меньшее из зол. В конце концов, что такого важного мог узнать, а главное, запомнить, Краснов? Ход войны? Так после победы в Курской битве исход Великой Отечественной практически предрешен. Да и кто из командования даже обычного танкового корпуса или армии станет его слушать, решись он об этом рассказать? Полагаю, даже не смешно, согласитесь? Что еще? Тактико-технические характеристики современной военной техники? Ну, это и вовсе не серьезно. Это же не очередной опус очередного же современного писателя-фантаста о том, как бравый «попаданец» в прошлое с легкостью убеждает Сталина и Берию в необходимости в корне изменить всю внутреннюю политику Советского Союза и срочно начать строить тысячи танков Т-72! Без подробной техдокументации, современных станков, не существующих в том времени марок стали, электроники и прочего это просто физически невозможно.

Ну, сами посудите, где окажется лейтенант Краснов, если вдруг попытается добиться встречи с командующим фронтом и попросит того передать Берии или, допустим, Курчатову принципиальную схему ядерной бомбы? В лучшем случае в СМЕРШе, где у него, конечно, быстренько получат признание в том, что он провел неделю-две в двадцать первом веке. Причем добровольное, заметьте, признание! Поскольку он и сам не станет запираться, это только в наших телефильмах «кровавая гэбня» коваными сапогами выбивает признания из невиновных. И что дальше? Если повезет, спишут все на многократные контузии да комиссуют подчистую. Согласитесь, профессор, что я прав?

– Ну, вообще-то…

– Так что никакой особой, критической, так сказать, опасности нет. Осталось только дождаться прибытия нашего танкиста из прошлого и приступить к эксперименту «возвращение».

– Если только он и вправду этого захочет, – задумчиво протянул Сергей Николаевич, словно разговаривая с самим собой. – Не тот менталитет, знаете ли, не та харизма. Даже человеку моего возраста трудновато предсказать людей того времени. Тех людей практически невозможно было заставить что-либо сделать против их воли. Вот упрется он – и все, закончится наш эксперимент, даже не начавшись. Из тех людей, как говаривал классик, и на самом деле можно было гвозди делать…

– Да нет, профессор, как раз тут все должно пойти гладко. Полковник Геманов – это наш второй куратор – сообщал, что Краснов только и думает, как бы обратно на свою войну попасть. Он… ну, как бы поточнее сформулировать? Виноватым себя, что ли, чувствует, понимаете? Мол, там, на войне, его товарищи гибнут, а он тут прохлаждается, на всем готовеньком. И, знаете, я его, пожалуй, в чем-то даже понимаю. По крайней мере, могу представить, какой шок он должен был испытать от забитых продуктами магазинов, сытого и спокойного – с его точки зрения, разумеется – существования… и от людей, которым практически ничего в этой жизни не нужно. Разве я не прав?

– Наверное, да, правы, – задумчиво пробормотал профессор. – А возможно, и ошибаетесь, причем катастрофически. Впрочем, пока разговор достаточно беспочвен: вот когда он прибудет сюда, тогда и поймем, кто был прав. Он взрослый человек и сам вправе сделать свой выбор. И знаете, что, коллега? Давайте все же осмотрим лабораторию и медицинский блок, если вы не против. Хочется все-таки составить собственное представление о том, чем мы располагаем. Хорошо?

Горы были светло-коричневого цвета, без единого пятнышка зелени, выжженные солнцем, казалось, на добрый метр вглубь. Безжизненная горная страна от горизонта до горизонта, миллионы лет назад бывшая дном Мирового океана. Скудная цветовая гамма от светло-желтого до темно-коричневого. И – всё. Других цветов тут попросту не было, разве что, когда поднимался «афганец» [11], всё видимое пространство на добрую неделю заволакивала серая пелена…

Плохие, одним словом, горы, злые. Опасные .

И совсем не похожие на горы Южного берега Крыма, куда они ходили десятиклассниками в поход. С тех пор еще и двух лет не прошло, а кажется, будто минула целая вечность…