Антон Орлов - Пожиратель Душ

– Честное слово, я ничего не украл.

Эвда похожа на Хасетан. Архитектура, деревья, мостовые, запахи – все другое, однако похожа. Особой атмосферой, как сказали бы иммигранты из Окаянного мира. Здесь тоже постоянно толчется приезжий народ, и каждый пятый-шестой – из людей шальной удачи. Полно питейных и игорных заведений, веселых девиц тоже хватает. Ну и местное население предприимчивое, своего не упустит: зазеваешься – без последних штанов останешься.

Это потому, что Эвда – вроде как пограничный город. Дальше на северо-запад простираются заболоченные земли Шанбарской низменности, в стародавние времена проклятые, по слухам, и Пятерыми, и всеми прочими, у кого был мало-мальский повод проклинать этот злосчастный край. Вследствие такой концентрации проклятий расплодилась там всякая дрянь.

Несмотря на это обстоятельство, люди в Шанбаре живут. Целый город есть – Ганжебда, которая от Эвды или Хасетана отличается так же, как обжигающая глотку сигга – от приятного игристого вина. Туда бегут от правосудия преступники. Там проводятся запрещенные законом гладиаторские бои. Цепнякам там лучше не появляться. В самом сердце Иллихейской Империи находится довольно обширная территория, которая Империи, считай, не подвластна. А нечего было проклятиями швыряться!

Ксават и радовался втайне такому положению вещей, и возмущался вопиющим безобразием, причем оба чувства были искренними.

В Ганжебде он однажды побывал, она ему не понравилась. Только психу там понравится. Эвда – другое дело. Здесь его каждый раз одолевала ностальгия, а сегодня он еще и знакомого встретил.

Знакомый не знал, что они знакомы. Кальдо, шулер-гастролер из Хасетана, постаревший, отрастивший брюшко и поднабравшийся светских манер – ни дать ни взять мелкий дворянин. Видимо, таковым его и считал высокородный Шеорт цан Икавенги, богатый бездельник с холеным морщинистым лицом и фигурно выбритыми бакенбардами, который не иначе как собирался в Ганжебду за острыми ощущениями.

Этот высокородный Шеорт раздражал Ксавата до скрежета зубовного. Ему хотелось, не раскрывая инкогнито, поболтать с Кальдо о Хасетане (мол, когда-то бывал там), может, даже сыграть с ним в пирамидки на небольшую ставку – посмотреть, кто кого перехитрит. Так нет же – Шеорт думал, что изрядно осчастливил их обоих своим обществом, и взахлеб делился дорожными впечатлениями.

Они сидели в одном из типичных эвдийских трактиров, грязноватом, но с отменной кухней, здесь умели готовить острые блюда, и вино было приличное. Охотники заняли позицию в соседнем трактире, готовые вмешаться в развитие событий, ежели объявится дичь.

Ксават то задавался вопросом, не может ли Шеорт цан Икавенги оказаться вышеозначенной дичью, то измышлял способ спровадить высокородного тупака, чтобы без помех пообщаться со старым корешем. Икавенги, не замечая его внутренних мук, напыщенно рассуждал о «провинциальном очаровании Эвды» (что бы он понимал в здешнем очаровании!), а Кальдо с назойливостью шулера-профессионала пытался раскрутить обоих на игру в пирамидки.

– О, смотрите, какая красивая провинциальная парочка! – воскликнул Шеорт. – Конфетка, а не парочка!

Подозрения крепли: Банхет, пока не обнаружил свою истинную сущность, был такой же восторженный.

– Вон, за окном, – добавил Шеорт со сладострастной улыбочкой.

Ксават посмотрел в окно – и увидел там срань собачью. То есть Элизу с Ником.

Объясняются… Ник, волнуясь, что-то говорит, Элиза слушает как будто с сомнением, но постепенно смягчается. Падающий из окон розоватый свет озаряет дрянную площадку с заросшим фонтаном, словно театральные подмостки (разгильдяйство, неужели ни у кого руки не доходят траву из фонтана повыдергать?), и лица молодых людей кажутся фарфоровыми. Может, для Шеорта цан Икавенги это и «конфетка», а для Ксавата – форменная срань, которую надобно поскорее пресечь.

Элиза серьезно кивнула, и они пошли прочь со сцены, пропали из поля зрения. Уломал, мерзавец, сейчас она ему даст!

Процедив, что у него, мол, важные дела, Ксават швырнул на столик деньги за ужин (он всегда честно оплачивал все счета, срань собачья, чтобы не допускать никаких подозрений, хоть и злился при этом неимоверно) и направился к выходу. Нашли тупака. Он им покажет. Не на того напали.

Долго искать не пришлось. Ксават обнаружил их, завернув за угол соседнего дома, в котором тоже помещалась забегаловка, а на втором этаже – бордель.

– …Подойди к любому «бродячему коту» или к «бродячей кошке», скажи, что помощник сестры Миури просит его выслушать и ждет снаружи. Спасибо, что согласилась помочь.

– А если они спросят, почему ты сам не зайдешь?

– Скажи, что я все объясню.

– А если то, а если се! – прорычал Ксават, выступая из темноты. – А если девушка перед каждым юбку задирает, ее называют шлюхой и выгоняют со службы!

Элиза отшатнулась и сжалась.

– Марш в гостиницу, и чтобы выходить оттуда больше не смела! Работать не хочешь, путаешься с кем попало, дура дурой…

– А вы не смейте ее оскорблять! – ломким от напряжения голосом произнес Ник и шагнул вперед, между Элизой и Ксаватом.

– Тебя здесь не спрашивают, сопляк вонючий, голодранец, вор, срань собачья…

Удар в скулу, неожиданно сильный, помешал Ксавату высказаться до конца.

– Ты со мной драться?.. – ощерился Клетчаб Луджереф – и вернул удар, так что парень отлетел к выбеленной кирпичной стене.

Элиза вскрикнула.

– Не надо! Слышите, не надо из-за меня, перестаньте!

Дура девка. Решила, из-за нее… Да она тут – последнее дело, она кому-то нужна не больше, чем срань собачья, которая валяется вон там под кустиком. Ксават дерется из-за себя – за свое достоинство, за то, что о нем люди подумают и скажут, за превосходство над молодым и наглым конкурентом. Но женщины никогда не понимают таких вещей.

Мальчишка драться не умел. Голову прикрывал – еще куда ни шло, и то его выручала неплохая реакция, а не боевая сноровка. Ревернух мог его голыми руками убить, ежели бы это происходило не в Эвде, а в Ганжебде, куда цепнякам путь заказан.

Вот тебе, по роже – за то, что такой молодой и красивый! Рожа-то распухнет… А под дых – за то, что в театре вокруг тебя столько девок вертелось! Получай по заслугам! Получай!

Ксавата бесило, что этот паршивец не спешит унести ноги, а снова и снова кидается на рожон. Ну, сам виноват… Получай! В конце концов Ник беспомощно привалился к забрызганной кровью беленой стене, лицо и куртка тоже в кровище. Ага, посмотрим, как теперь за тобой девки побегают!

– Пошли! – бросил Ксават Элизе, распустившей нюни. – И скажи спасибо, что я успел, а то нашли бы тебя, дурищу, ограбленную, с перерезанным горлом…