Александр Романовский - Цвет ярости - алый

Шеи Волка коснулись электрические разряды. Развернувшись, он без возражений направился к своему подвалу, но особо не спешил. Спорить, предлагать свою помощь не имело смысла; его ни за что не оставили бы без присмотра или же в обстоятельствах, чреватых побегом. В этом тюремщики были правы – Курт сбежал бы при первой же возможности… Хотя в рядах противника Волк мог бы наворочать много дел, даже голыми лапами, без всякого оружия.

Но его закрыли в камере. Курт сидел на панцирной койке, тревожился и слушал пустоту. Звукоизоляция исключала проникновение какой-либо информации извне. О том, что происходило в этот момент наверху, можно было только гадать. В мозгу пульсировала навязчивая мысль, что “профсоюзники” перебьют всех обитателей Подворья (что само по себе было бы совсем неплохо) и конечно же забудут заглянуть в самый дальний подвал. Он, Страйкер, так и останется похороненным заживо в своем подземелье – когда-нибудь его кости извлекут из-за решетки.

Однако, как ни странно, ужин принесли точно по расписанию. Курт не знал, то ли радоваться этому, то ли печалиться. Услышав, как на ступенях загрохотали шаги, он даже привстал с кровати. Но это оказались всего-навсего двое “безрукавочников”. Их имен Курт не знал, но они и прежде приносили еду. Сейчас оба выглядели совершенно обыденно, даже не запыхались. Ничто не говорило о том, что они пережили горячий и, наверное, продолжительный бой. Курт попытался было завести разговор, но “безрукавочники”, не отвечая на вопросы, удалились.

Таким образом, можно было заключить, что атака захлебнулась в крови (и напалме, которым Хэнк велел заправить брандспойты). Но последствия ее стали кругами на воде.

Подготовка ответного удара почти не скрывалась Даран был в ярости и кипел праведной жаждой мщения. Сначала он намеревался снять с Подворья всю охрану, заперев гладиаторов в их казематах, о чем Курт узнал совершенно случайно, но потом, опомнившись, оставил на местах треть общего состава, на всякий случай удалив всех “пришлых”. Не такой Хэнк был дурак, чтобы оставить жилье на попечение чужаков. Сформированный в конце концов отряд представлял собою весьма грозную силу, и если бы при его появлении на улицах Клоповника кто-нибудь крикнул: “Танки в городе!”, он был бы не слишком далек от истины.

Операция свершилась ночью. Отправления команды в поход Страйкер не видел, зато присутствовал при ее возвращении. Он вновь бесцельно болтался во внутреннем дворике, когда с улицы раздался приветственный клич, и охранники распахнули ворота.

Усталый отряд втянулся внутрь. Таран прошел мимо, не удостоив Курта и взглядом. Вид у него был даже более раздраженный, нежели в последние дни. Остальные бойцы заперли ворота и расселись под маскировочной сеткой кто где. Волк находился под неусыпным контролем и потому не мог отойти от Ямы более чем на десять шагов. Навострив уши, он хватал из воздуха любой звук. Но бойцы, как назло, не хотели ничего обсуждать.

Потом настало время обеда, и Курта вновь заперли в подвале. На следующий день практически ничего не изменилось; как “безрукавочники”, так и “пришлые” были до странности серьезны. Большинство молча сидели в теньке, точили мечи.

Не следовало напрягаться, чтобы и на этот раз сообразить, в чем дело. Карательная операция Тарана провалилась. Нет, поражение не было сокрушительным, поскольку на Подворье вернулись все до единого, но уж ощутимым точно. Насколько можно было понять, они просто никого не смогли разыскать и вернулись домой с пустыми руками. На то было одно объяснение: карать каждого участника неудавшегося штурма было нецелесообразно, да и не представлялось возможным. Следовательно, целью операции была поимка тех, кто стоял за безликой толпой, – организаторов, подстрекателей, а также особо рьяных участников. В общем, всех “паразитов” – в трактовке Хэнка Тарана.

Толпа, как правило, даже в безумной ярости нуждается в сильной направляющей руке… Бывает, такая находится уже в разгар событий, дабы использовать бесхозную мощь в своих интересах. Этот механизм отработан веками, и события в крошечном Клоповнике развивались по трафарету – своего рода наглядное пособие для начинающих революционеров.

Что касается подстрекателей и особо рьяных участников, то выявить их было нелегко, организаторы же наверняка находились в стороне от шумихи, оперируя сотовыми телефонами и портативными веб-камерами. Чтобы держать события под контролем, им не требовалось стоять на баррикаде, размахивая обрезком водопроводной трубы.

Найти их было далеко не просто. В особенности если эти люди обладали не меньшим могуществом, чем нынешние сторонники Хэнка… Возможно, даже большим, потому как именно по-настоящему влиятельные личности предпочитают стоять, так сказать, над схваткой, которой на самом деле руководят.

В общем, возникли определенные трудности.

Тем не менее, Хэнк решился на повторный поход за головами обидчиков. Вернулись они в то же время, что и в первый раз. Вот только на этот раз возвращение еще более походило на позорное бегство: трое “безрукавочников” были ранены, их тащили товарищи. Сам Курт при этом не присутствовал, но слышал, как гладиаторы судачили по поводу того, что “двое пришлых так там и остались… Кошмар”.

Таран почти сутки терзался дикими приступами ярости – бегал по арене и нещадно рубил мечами деревянные “куклы” с отмеченными жизненно важными органами.

А затем… успокоился.

Отправив чужих бойцов восвояси на следующее же утро, Таран восстановил обычный график тренировок, а затем принялся бродить по Подворью с видом хозяина, у которого все и всегда идет своим чередом. Еще ничего не окончилось, но у всех появилось чувство, будто ничего не было и все в полном порядке. Так оно и оказалось – Хэнк поступил так, как никто не ожидал.

Он не выполнил ни одного требования из предъявленных “профсоюзом”, даже не пытался; не начал превращать Подворье в неприступный форпост; не стал обращаться к Лысому Хью с просьбой отобрать лучших киллеров из лучших; не стал снова и снова снаряжать карательные экспедиции; и, конечно, не смирился с судьбой и не рыдал над сундуками с богатством. Вместо всего перечисленного он поступил так, как в истории делали не только отдельные граждане, организации, но даже государства.

А именно – назначил награду за каждого, кто перешел ему дорогу, “живого или мертвого”. Притом награду высокую. И недавним организаторам пришлось самим спасаться от своих соратников… Не помогли ни охрана, ни наивные увещевания. Народ требовал денег, и он их получил – как хотел, все от того же Тарана – правда, не вполне так, как ожидалось. Те, что желали получить больше всех остальных, заработали по нержавеющему перу под ребро. В этом и заключалась справедливость, как ее понимал Хэнк Таран.