Андрей Стерхов - Последний рубеж

– Огонь!

Но вновь ни одна стрела не улетела. Даже лекарь не выстрелил, но, правда, тот по уважительной причине – еще не успел перезарядить арбалет.

Влад сорвался с места и схватил за грудки затаившегося по правую руку Болдахо:

– Что за хрень?! Почему не стреляешь, аскариду тебе в пасть? Почему остальные не стреляют? А? Почему, спрашиваю? Традесканции нанюхались?

Болдахо, затравленно вращая глазами, прохрипел:

– Это-то… бабы там-то. Дети-то.

Влад, вновь припав к амбразуре, взглянул на Зверье обычным взглядом. И был поражен увиденным. Враг оказался не прямолинейно-тупым, напротив – явил себя тонким психологом: в первых его рядах шли существа исключительно в облике детей, стариков и женщин.

– Вот же сука! – возмутился Влад коварству Зверя. Тут же притянул к себе Болдахо и прокричал ему прямо в ухо: – Сам врубись и парням скажи, нет там наших! Там только Звери. Одни только Звери. И никого, кроме Зверей. Мамой клянусь! Смотри!

И в подтверждение своих слов засадил из винтовки в голову первому попавшемуся на глаза старичку. Старичок тут же показал свое истинное нутро – закружилась на том месте фиолетовая спираль. Когда Влад срезал ее молнией, Болдахо встрепенулся петухом и выкрикнул какое-то слово. Одно. Но, видимо, оно было настолько убедительным, что его хватило. Ополченцы поверили, и давно готовые стрелы наконец-то сорвались в сторону врага.

– Так их, парни! – обрадовался Влад и стал налево-направо рубить молниями заметавшиеся спирали. – Первая есть! Вторая есть! Третья есть! Четвертая, штырь ей в стык! Пятая…

А потом и счет потерял.

Через пять минут в такой раж вошел, что себя не помнил, и только приговаривал:

– Одну ягодку беру. На другую смотрю. Третью примечаю. А четвертая мерещится.

И рубил, рубил, рубил…

А потом враг отступил. Отхлынул к скалам одновременно и повсеместно. Так в час отлива отходит от берега вода – разом.

Птицы взмыли ввысь, а ветер затих, перестал трепать полотнища шатра.

До скал стрелы не долетали. Достать Зверя на таком расстоянии мог только Влад – из винтовки. Золотой пулей. Пулей мог, а молнией, как оказалось, – нет. Поэтому не стал впустую тратить боезапас. Отпрянул от амбразуры и обвел взглядом ликующих стрелков. Когда встретился глазами с кривоносым лекарем, подмигнул ему. А тот вдруг произнес на чистейшем всеобщем:

– Нормально вышло. Да, Кугуар?

У Влада от удивления глаза полезли на лоб. И с губ сам собой сорвался вопрос:

– Ты кто еще такой, дьявол тебя дери?

Лекарь усмехнулся и театрально-демоническим голосом произнес:

– Я часть той самой силы, которая всегда всему добра желает. – После чего уже совершенно будничным голосом закончил: – И поэтому вынуждена всегда и всюду сеять зло.

Влад нахмурился:

– А если серьезно?

– Серьезней не бывает, – ответил лекарь и кинул Владу медальон лицензии. После чего, одним движением сорвав с лица маску, встал в полный рост. Вместо колченогого сутулого урода перед Владом предстал статный красавец мулат, который тут же и отрекомендовался сухим официальным тоном: – Полковник Харднетт, начальник Особого отдела Чрезвычайной Комиссии.

Болдахо, на глазах которого произошло превращение аррага в черта, громко вскрикнул и попятился. Поднял арбалет, нацелился. Опустил. Вновь вскинул. Вновь опустил. И все это время косился на Охотника, пытаясь понять по выражению его лица – Зверь это фокусничает или нет?

Но Влад воспринял спектакль очень спокойно. Внутренне ожидал чего-то подобного. Мельком взглянув на медальон, швырнул его назад хозяину и сказал с нескрываемым раздражением:

– Вас тут только сейчас и не хватало.

Харднетт, который энергично стряхивал с лица струпья засохшей пены, умудрился поймать медальон на лету и, спрятав его в складках балахона, невозмутимо заметил:

– Поверь, солдат, не хватало.

Солдат какое-то время молча разглядывал его лицо, которое так разительно отличалась от физиономий тиберрийцев. Привыкал. Ну а потом спросил поскучневшим голосом:

– По мою душу заявились?

– И по твою тоже, – не стал скрывать Харднетт.

– Поня-я-ятно, – протянул Влад и, набрав полную грудь воздуха, погнал на одном дыхании: – Значит, господин полковник, было так. Вечером второго дня рейда проснулся на смену, гляжу – стоим. Огляделся – Воленхейма нет. Вылез посмотреть – тягач куда-то делся. И груз, естественно, вместе с ним. Вот такая вот беда – ни старшего конвоя, ни тягача, ни груза. Хотел доложить, но крутом сплошная Долина Молчания – фиг доложишь. Подумал-подумал, ну и двинул на поиск пропажи. А что мне, господин полковник, было делать?

Харднетт, с лица которого не сходило скептическое выражение, спросил:

– Ну и как – нашел?

– Пока нет, – переведя дух, соврал Влад.

– Зато Охотником заделался. Да, Кугуар?

– Уже в курсе?

– Знаю, что есть такие. И не слепой. Вижу, как молнии резво мечешь. И браслетик вон… Кстати, как ты из винтовки Зверя вскрыл? У тебя что – пули по спецзаказу? Из раймондия?

– Из раймондия.

– Из ворованного?

Влад промолчал.

Харднетт подождал, потом спросил с издевательской интонацией:

– Чего молчим? Откуда такая скромность? Язык проглотил?

Влад отвел взгляд – стало тошно. А Харднетт наседал:

– Хочешь, я расскажу, как на самом деле у вас там все вышло на Колее?

– Нет, не хочу.

– Все равно расскажу. Слушай. Так было. Шкандыбали вы, шкандыбали, никуда не торопясь, согласно маршрутному предписанию, как вдруг…

– Знаете что, господин полковник…

– Что?

– Вам не кажется, что сейчас не время и не место проводить допрос?

Харднетт облизал сухие пухлые губы и мотнул головой:

– Нет, Кугуар, не кажется. Истина – такая штука, для выяснения которой любое место и любое время подходяще.

– Истина?! – начал заводиться Влад. – Кому здесь и сейчас нужна эта ваша истина?

– Мне.

– А мне так на хрен не нужна!

– Ну-ну. – Харднетт посмотрел туда, куда так напряженно вглядывался Влад. В той стороне прижавшиеся к скалам Звери перестраивали ряды. Понаблюдав какое-то время за этим небывалым действом, полковник спросил: – Скажи, солдат, это ты Воленхейма завалил?

Спросил в лоб и заглянул в лицо, чтобы пронаблюдать за реакцией. Но Влад – кремень. Ни-ни. Недрогнувшей рукой поправил шляпу и сам поинтересовался:

– А вам, полковник, знакома такая вещь, как Вторая поправка?

– Ну как же, как же! Конечно. Уголовно-процессуальные па для нас – святое.

– Так вот, полковник, я не собираюсь топить себя своими собственными руками и против себя показаний давать не буду. Зарубите на носу.

– Ладно, солдат, не горячись, я знаю, что ты ни при чем, – примирительным тоном сказал Харднетт, а потом заговорщицки подмигнул: – Его муллваты кокнули.