Елизавета Ельская - Голгофа XXI

— Она что-то бормочет, — сказал Иоанн.

Еще несколько шагов — и все услышали ее монотонный голос:

— Ветер, ветер на всем черном свете… Ветер, ветер на всем страшном свете… Ветер, ветер…

— Сумасшедшая, — констатировал Андрей.

— Ветер, ветер на всем черном свете… Ветер, ветер на всем страшном свете, — бормотала женщина, поравнявшись с ними.

С грязного, исхудавшего лица смотрели пустые глаза, не замечавшие ничего вокруг. Иоанн взял миску Фаддея и протянул ей, но женщина не обратила на это внимания и продолжала идти вперед. Стоявший на ее пути Фома торопливо отступил в сторону. Ребенок лет семи-восьми, вроде бы девочка, таращился на них темными глазенками и, вцепившись в руку матери — если женщина была его матерью, — тянул ее прочь отсюда, но женщина не замечала и этого.

Фома крикнул им вслед:

— Подождите! Хотите поесть?

Ни женщина, ни ребенок никак не отреагировали. Ее разум находился в каком-то ином мире, а ребенок, возможно, не умел говорить или не понимал человеческую речь.

«Ветер, ветер на всем страшном свете… Ветер, ветер…» — доносился до них затихающий голос. Скованные молчанием, все смотрели на две удалявшиеся фигуры до тех пор, пока они не свернули за угол. Каждый из отряда повидал за свою жизнь немало крови и смертей, но это было что-то иное, невыразимо тягостное и режущее душу. От этих двух фигур веяло такой тоской и безнадежностью, что перехватывало дыхание и хотелось выть. Угрюмые и подавленные, все, кроме Фаддея, вернулись в дом.

— Что там было? — спросила Мария.

— Сумасшедшая женщина и ребенок… больше звереныш, чем человек, — ответил Святослав.

Иоанн потерянно пробормотал:

— В этих гробах кто угодно свихнется, но как они здесь выжили?

— Им уже недолго осталось, — горько заметил Андрей. — Совсем недолго…

— В старину загнанных лошадей пристреливали, — обронил Матфей. — В этом был смысл. На их месте я бы предпочел получить пулю.

— Все, хватит! — вдруг яростно крикнул Симон. — Заткнитесь, мать вашу!

Он схватил свою миску с недоеденным ужином и отошел с ней в дальний угол, усевшись спиной к остальным. Иоанн шагнул было за ним, но потом передумал и сел на место. Временами он поглядывал на Симона; было очевидно, что он хочет как-нибудь успокоить его, но не знает как. Потом Иоанн все же подошел и спросил:

— Добавки хочешь?

— Нет.

— Чаю налить?

— Отвяжись!

— Что с тобой? Из-за чего ты так взъелся?

— Ни из-за чего! Оставь меня в покое!

— Ладно, как хочешь, — сказал Иоанн, забирая пустую миску.

— Извини, — буркнул Симон. — Не принимай на свой счет. Просто я… — Он махнул рукой. — Это слишком долгая история. Забудь.

Иоанн кивнул и вернулся к остальным разливать чай.

Святослав, в поисках предателя внимательно наблюдавший за своими спутниками, видел, что между серьезным, вдумчивым Иоанном и язвительным, а зачастую откровенно злым Симоном протянулась нить взаимной симпатии.

«Вот уж не думал, что кто-нибудь подружится с Симоном, — размышлял Святослав, в который раз перебирая пятерку маячивших перед его мысленным взором имен. — Из него во все стороны колючки торчат».

Когда подошло время распределять часы дежурства, Симон, которому в эту ночь дежурить не полагалось, хмуро сказал:

— Командир, назначь первым меня. Все равно не заснуть, так чего другим маяться.

Среди ночи Святослава разбудил женский крик. Кричала, разумеется, Мария. Вскочил не только он, но и Андрей с Филиппом.

— Что случилось? — спросил Андрей.

Филипп озирался, держа в руках автомат.

— Ничего не случилось, — виновато отозвалась Мария. — Мне приснился страшный сон. Жаль, что я вас разбудила.

— Если только сон, то все в порядке, — прогудел Андрей, снова укладываясь.

Филипп зевнул, потер небритую щеку и сказал дежурившему Матфею:

— Скоро моя очередь. Раз уж я проснулся, ложись спать.

Когда все затихли, Святослав вытянул руку, нащупал край спальника Марии и подтащил его к себе.

— Что тебе приснилось?

— Кошмар, — шепотом ответила она. — Будто сверху, с неба, низвергается огонь и поглощает все. Странное, переливающееся пламя, и оно повсюду.

— Это обычный сон?

— Не знаю… Я мало видела, потому что закричала и проснулась.

— А мы? Мы там были? В твоем огненном сне?

— Я видела только огонь… и мне кажется, что он был вокруг меня.

Святослав почувствовал, что она вся дрожит.

— Успокойся! Кошмары у всех бывают, а день сегодня выдался тяжелый: город, эта сумасшедшая с ребенком. Спи. — Он нежно провел загрубевшими пальцами по ее лицу. — Кошмаров больше не будет.

Она прижалась щекой к его руке:

— Я боюсь заснуть.

— Спи, — повторил он. — Ты просто устала, надо отдохнуть. Закрой глаза и считай до ста.

— Лучше поцелуй меня, — тихонько попросила она. — Всего один раз. Никто не увидит.

Хотя Святослав с самого начала сказал всем, что они с Марией вместе, они держались друг с другом так, словно между ними ничего не было. У каждого наверняка где-то осталась жена или девушка, и Святослав не должен был иметь перед остальными преимущества оттого, что Мария была рядом.

Но у всякого правила бывают исключения.

Святослав приподнялся и нашел в темноте ее губы. Мария вскоре заснула, и до него доносилось ее ровное дыхание. Святослав еще долго лежал с открытыми глазами, всерьез обеспокоенный ее сном. Если это был не обычный сон, а видение, то что оно означает? Огонь с небес — что это? Взрывы? Но почему с неба? Или где-то их накроют с вертолетов? Гадать бессмысленно. «Недостаточно данных».

Для того чтобы обнаружить предателя, данных у него пока тоже недостаточно.

Утром всех разбудил дежуривший последним Кирилл. Фома сонно пробормотал:

— Отвяжись, Искариот. Что человеку спать не даешь? Завтрак еще не готов.

К нему подошел Андрей и основательно тряхнул за плечо.

— Давай поднимайся. После завтрака сразу выходим, ждать тебя не будем.

Фома нехотя выбрался из спальника.

— Ты, Андрей, чересчур правильный, — осуждающе сказал он. — От таких вреда больше, чем пользы, и обычно они кончают очень плохо.

И он на всякий случай, чтобы не кончить плохо самому, отступил подальше. Перспектива получить тумака от Андрея, даже не всерьез, а так, вполсилы, никого не прельщала: он запросто уложил бы любого.

— Чем чесать языком, лучше пакуй рюкзак, — с присущим ему добродушием посоветовал Андрей.

Видя, что непосредственной угрозы нет, Фома вернулся на свое место, пробурчав:

— Я же говорю — чересчур правильный.

Позавтракали быстро. Город покидали с облегчением: он давил на них своими мертвыми зданиями — свидетельством прошлого, от которого остались одни обломки.

Безжизненная громада города возвышалась за их спинами. Не оглядываясь, они шли через пустырь. Наверное, раньше здесь был парк или детская площадка.