Андрей Буторин - Мутант

– Ты зачем его привел? Это же вор! Надо было его употить.

Затем он перекинулся на парня:

– Ты чего сюда приперся? Думаешь, украсть не вышло, так все равно намóкрят?

Сашок поначалу растерялся. Странные слова, услышанные впервые, он принял, видимо, за некий специфичный жаргон. Но ответил так, будто всегда использовал эти словечки в своей речи:

– Меня и не такие, как ты, потили. Только я не вспотел ни разу. И мóкрить меня тоже не тебе. Я тебя сам намóкрю, вспотеешь будь здоров!

– Хватит вам лаяться, мокрицы! – не выдержал Глеб. – Ишь, как спелись, нашли общий язык. Вы не родственники, часом?

– Я таких дорственников знаешь где видал? – вскинулся Пистолетец.

– Сказано же: хватит! – прикрикнул мутант и обернулся к парню: – Есть хочешь?

– Хочу, – буркнул тот.

– Вот! – взвился лузянин. – Я же горовил!..

– «Погоровишь» еще – останешься голодным, – сказал Глеб. – Я не шучу.

– Вот ведь!.. – начал было Пистолетец, но осекся, притих, только сокрушенно помотал головой. – Еще, небось, и тоговить мне придется…

– А вот тут ты угадал, – кивнул мутант. – Пойдем сейчас к плоту, возьмешь у меня в рюкзаке спички, разведешь костер и поджаришь рыбу.

– Ее лучше запечь, – сглотнул слюну Сашок.

– Как ты себе это представляешь? – поинтересовался Глеб.

– Очень просто: нужно обвалять ее в глине и запечь на углях. Так ее и чистить не надо – потом вместе с глиной вся чешуя сойдет.

– Вот пусть он тогда и готовит! – обрадовался Пистолетец.

– Нет, готовить будешь ты, – отрезал мутант. – Технология нехитрая. А мы пока с Сашком побеседуем по душам. Пойдемте, давай, к плоту.

– А лодка? – заволновался Сашок.

– Пока здесь побудет. Теперь она никуда не уплывет. А когда поедим, побеседуем, тогда и решим, что дальше делать.

Костер Пистолетец развел споро – не раз, видать, ему приходилось это делать. Поворчал, правда, что теперь кто-нибудь увидит дым и примчится их убивать.

– Так мы, вон, на плот – и поплыли! – сказал Глеб. – Убивайте потом, коли сможете.

– Могут и выстрелить, – тихо сказал Сашок.

– Кто из чего тут может выстрелить? – удивился мутант. – «Диким» же под страхом смерти запрещено иметь огнестрел!

– Кто его знает, – пожал плечами паренек. – И не обязательно из ружей стрелять, можно ведь из лука или арбалета.

Глеб призадумался. Потом махнул рукой:

– Есть-то нам нужно. Что же теперь, каждого куста бояться? Пусть они нас боятся.

– А я тебя в самом деле испугался, – совсем тихо сказал Сашок. – Страшный ты – жуть!

– Ага, а ты прям кравасец! – встрял обмазывающий глиной рыбу Пистолетец. – У Глеба хоть мех, шерстка, приятная даже. А у тебя, вон, дерьмо какое-то захосшее на роже.

Паренек потупил взгляд, а Глеб неожиданно вскочил. Шагнул к костру и навис над сидящим на корточках лузянином.

– Слушай, ты, – злобно зашипел мутант. – Если ты еще раз вякнешь что-либо подобное, то в дерьме окажешься сам. И отнюдь не в засохшем. И побежишь назад в свою Лузу. Понял?

Пистолетец быстро-быстро закивал, а Сашок встрепенулся:

– Куда? В Лузу?… А почему в Лузу? Вы что, тоже из Лузы, да?

– Почему «тоже»? – вернулся и снова сел рядом с ним Глеб. – Ты оттуда, что ли?

– Ага, – улыбнулся парнишка. – Я там на улице Осипенко жил, возле больницы. А вы?

– Я не из Лузы. Это, вон, тот твой земляк, – усмехнулся мутант. – Все-таки я почти угадал: не родственники, так земляки… Его, кстати, Пистолетец зовут.

– Странное имя… А где он в Лузе жил? Что-то я его не припомню…

– А ты что, всех в Лузе знаешь? – вновь подал голос Пистолетец. – Я тебя тоже не мопню, между прочим. А жил я… тоже недалеко от лобьницы.

– От чего?… – заморгал Сашок.

– Ты не обращай внимания, – вполголоса проговорил Глеб. – У него такая… мута… особенность: он слова путает и буквы в них переставляет. Но привыкнуть можно.

– А чего мне привыкать? – буркнул юноша. – Поем сейчас, спасибо скажу, да поплыву дальше.

– Ну, об этом мы еще поговорим. А сейчас расскажи-ка еще о Лузе. Где ты, говоришь, жил там, на какой улице? Осипенко?… – Глеб обернулся к напарнику: – Пистолетец, ты знаешь такую улицу?

– Не знаю, – буркнул тот. – Но ведь мое мнение теперь под пазретом…

– Ты мне это брось! Не перегибай палку-то. Ишь, обиделся он. Весь такой белый и пушистый!

– Пушистый – это ты у нас, – фыркнул Пистолетец. – А я – урод безмозглый. Лучше бы мне язык вместо пальцев отрезали, да?…

– Сейчас ведь точно по башке вмажу, – пообещал Глеб. – Тогда уж точно безмозглым станешь.

– А кто ему пальцы отрезал? – шепнул Сашок.

– Да отморозки ваши, из Лузы. Оттого и сбежал он оттуда.

– Я тоже из-за них… – вздохнул юноша и посмотрел на Пистолетца уже без прежней неприязни: – Так ты и правда тоже возле больницы жил? А где: на Добролюбова, на Горького, на Ленина?

– Это что, допрос? – запыхтел Пистолетец, переворачивая рыбу и отдуваясь от лезущего в глаза дыма.

– Почему допрос, просто интересно.

– Ну, на Ленина. Еще что тебе инсеретно?

– А в каком доме?

– В большом.

– Нет, ну правда… Какой номер? Может, мы соседями были.

– Восьмой. Теперь доволен?

– Нет… – заморгал Сашок. – Восьмой – это же не рядом с больницей… Это совсем в другой стороне. Напротив больницы на Ленина сотые номера.

– Ладно, Сашок, и впрямь уже хватит, – вмешался Глеб и добавил тихо, наклонившись к уху парня: – Я ж говорил тебе, что он слова и буквы путает. Числа, наверное, тоже, – а потом уже в полный голос обратился к Пистолетцу: – Ну, что, как там наша рыба? А то мы сейчас слюной изойдем.

Рыба оказалась готовой. Пообедали с большим аппетитом; по общему мнению, для полного удовольствия не хватало только соли.

Глеб обратил внимание, что паренек все время кутается в свой балахон.

– Ты чего? – спросил он. – Замерз, что ли? Лето же на дворе, а ты еще и в плаще вон.

– Замерз, – буркнул юноша. – Мне все время зябко, хоть зимой, хоть летом. Мутация, наверное, такая. А может просто свойство моего организма. Ничего, я уже привык, не обращайте внимания.

– Да ладно, – пожал плечами мутант, – нам это не мешает. – А потом он перешел к главному вопросу: – Так куда же ты, Сашок, путь держишь?

– А вы? – мгновенно сжался парень, став опять похожим если не на дикобраза, то уж точно на растопырившего колючки ежа.

– Мы туда, куда тебе точно не нужно, – сказал Глеб.

– Откуда ты знаешь, куда мне не нужно?

– Потому что там, куда мы направляемся, нас с большой вероятностью убьют. Ну, во всяком случае, меня.

– Почему?

– Потому что я страшный, сам же сказал. И потому что я ничего о себе не помню. А тот, кто ничего не может о себе сказать и выглядит, словно леший, вызывает справедливые подозрения. Ну, а те, к кому мы направляемся, вряд ли любят в чем-то сомневаться. И человеколюбием они тоже вряд ли страдают. Так что…