Геннадий Эсса - Огненный шар

– Вот неугомонный. Ну, мне пора.

– Какой-то дурдом, – возмущался Жан в коридоре.

– А в чем дело? – не поняла Ин.

– Почему завтра и в двенадцать ночи?

– Значит, так надо.

– Лиза, я не хочу так быстро. У меня с тобой так было мало времени. Нет, я не хочу…

Лиза с грустью в глазах улыбнулась.

– Мы еще встретимся, не беспокойся, – сказала она и обняла Жана за шею.

– Все равно что-то уж слишком быстро все получилось, – не соглашался Жан. – Черт возьми, у всех революция как революция – по году бывает, а здесь раз, и все… Я так не согласен.

– Это тебе надо в Смольный, – сказал Ник. – Можешь предъявить им претензии.

– А ты будто хочешь расставаться?

– С тобой?

– Нет, с Ин.

Ник посмотрел на Ин, которая внимательно слушала их диалог.

– Я не хочу, конечно, тоже. Я Ин люблю, правда Ин? Я и Лизу люблю. У нас столько всего общего.

– Ну и молодец!

– Я и тебя люблю, как ни удивительно. Ты вообще чудо, – признался Ник.

– Вот это уже интересно.

– Да ладно притворяться, Жан. Ты же все прекрасно понимаешь.

Жан опустил голову.

– Понимаю. Я вас сам всех люблю и уже представляю будущую нашу встречу. Ты же нам ее устроишь, Лиза? Где-нибудь в тихом местечке, на берегу моря, под жарким солнцем. А? Как жаль, что мы никогда не сможем встретиться в нашей жизни, в нашем времени.

– Я тут бессильна, – тихо произнесла Лиза. – Тетушка тоже этого не может сделать.

– А если мы когда-нибудь встретимся там, в нашем двадцать первом веке, и узнаем друг друга?

– Вы никогда не встретитесь, – Лиза как ножом резанула по живому. – Этого не может случиться. Даже если пройдете мимо друг друга, вы никогда не узнаете, что были когда-то так близки. Вы просто чужие, незнакомые люди…

– Ерунда какая-то, – воспротивился Жан. – А если я захочу остаться в твоем времени, Лиза?

– Это тоже невозможно. Завтра ночью мы просто все разлетимся в разные стороны.

– Ну, хватит мечтать, – прервала Ин. – Собрались в город, так идемте же.

Они вышли на улицу, на Невский проспект и направились к Дворцовой площади. На улице было уже совсем темно.

Долго шли молча, держась за руки. Подошли к Адмиралтейству, прошли к Зимнему дворцу.

Здесь еще толпились люди, обсуждая недавние события. Было много красноармейцев, солдат и матросов. Кругом были потухшие костры, и осенний ветер разбрасывал по площади пепел и множество различных листовок.

– Вот она, колонна, – произнесла Лиза, задирая голову вверх. – Здесь завтра нам суждено будет расстаться.

Ник остановился, поднял с земли затоптанную солдатскую шапку.

– Я ее заберу с собой, – сказал он и поднес к носу, вдохнул запах. – Революционная, самая настоящая. Думаю, ты ее уже не будешь в воздух кидать?

– Потная и грязная, – добавил Жан. – Та была намного симпатичнее.

– А ты вечно все испортишь. Она даже порохом пахнет. Я ее постираю, и будет у меня как реликвия.

– Ты, собиратель сувениров, лучше бы подумал о завтрашнем дне.

– Чему быть, того не миновать. Жаль, конечно, но есть надежда на новую встречу, и это уже радует.

– Тебе б «Аврору» прихватить, – не унимался Жан. – Да Керенского в придачу. Поставил бы его в угол в комнате, ну а крейсер где-нибудь за домом привязал, чтобы не уперли на металлолом. Я тебе уже, по-моему, что-то вроде этого предлагал.

– Болтун ты, – ответил Ник.

– А говорил – любишь.

– Вот за это тебя и люблю.

– Только давай целоваться не будем, – предупредил Жан. – У нас был один политик, целовался со всеми подряд в засос. Ох, как любил всех!

– И кто же это?– спросила Лиза. – Государь Петр Алексеевич тоже многих целовал, и ничего.

– Да? – Жан взглянул на Ника. – Иди-ка сюда, красавец. Я хоть и не политик и не государь, а чмокну тебя по-человечески, от всей души.

Лиза рассмеялась.

– Иди, иди, не бойся, – Жан потянул Ника за рукав, обнял за плечи и впился губами в его щеку.

– Люди смотрят, тоже мне выдумал, – стал отталкивать его Ник.

– Целуй меня тоже, иначе не отпущу. Пусть все видят.

Нику ничего не оставалось делать, как тоже поцеловать Жана.

– Вот прилип, – прошептал он.

– Насильно и мил будешь, – рассмеялся Жан.

– Теперь я вижу, что Жан тоже тебя любит, – сказала Лиза.

– Больше всего я люблю тебя, Лиза, – ответил Жан, но обнял Ин и подарил ей свой нежный поцелуй.

– На тебя что-то подействовало, – заметил Ник. – Надо его отсюда уводить, иначе он здесь всех перецелует. А что ж ты Лизу не целуешь?

Жан обнял ее за плечи.

– Это мое самое дорогое сокровище. – Жан взглянул ей в глаза. – Ты мне подаришь сегодня ночь? – уже тихо, на ухо, шепнул он.

Лиза загадочно улыбнулась.

– Ты так хочешь?

– А ты – нет?

– Вот глупенький, конечно.

Они миновали большую толпу народа на Дворцовой площади и вышли к Неве.

Где-то распевали песни под гармошку, свистели и просто выкрикивали отдельные фразы. Несколько женщин стояли у набережной, держа в руках плакаты и красные флаги.

– Что-то уж они запоздали, – сказала Лиза.

– Они еще долго их носить будут, чтобы не забыть, за что боролись, – сделал вывод Жан.

– Это невозможно забыть. – Ин с сочувствием посмотрела на измученные лица женщин. – Видно, хлебнули горя за свою жизнь.

– Точно. До сих пор остановиться не могут, – Жан бросил на них любопытный взгляд. – Опоздали. Революцию мы уже сделали.

– Тебя за такие речи большевики расстреляли бы, – сказал Ник. – Идемте к памятнику нашему общему знакомому.

– К Ленину? – удивился Жан. – Так он там, в Смольном сидит.

– К какому Ленину? К Петру Первому.

Через несколько минут они уже стояли перед огромной гранитной глыбой, на которой государь восседал на красавце коне.

– Лиза, вернешься, не говори Петру Алексеевичу, что видела, – предупредил Жан. – Ему это не понравится. Видишь, Екатерина ему воздвигла какую славу. Есть за что.

– Почему? Понравится. Пусть государь знает, что дело его увековечено.

Лиза не открывала глаз от монумента, вчитываясь в надпись.

– Как все меняется, – задумчиво произнесла она. – Я его недавно видела, еще молодого, а тут…

– Не похож?

– Почему? Он был всегда решительным, именно таким, как здесь. А вот интересно, Ленину поставят памятник? – спросила она.

– Конечно, и не один. Ленин – вождь мирового пролетариата. Он единственный из всех, кто додумался построить социализм в мире. Надо же такому быть, – стал объяснять Жан. – Были еще Маркс и Энгельс. Так те на пару сочинили «Капитал». Я лично вообще там ничего не понимаю. У меня отец что-то говорил про эту книгу. Такая мура, не для нормальных умов.

– Вникать надо было, – сказал Ник. – «Капитал» – это великий труд, которым руководствуются все пролетарии.

– Ну и сказал, – тут же возразил Жан. – Настоящие пролетарии даже читать толком не умеют. Посмотри на них…