Виталий Крыръ - Охота на колдунов

Два благообразных старца в очередной раз собрались в донжоне огромного замка обсудить дела насущные. Однако в отличие от предыдущих раз сегодня на выражение лица младшего из них наложили свой отпечаток раздражение и гнев:

- Узнал, что именно было в похищенных свитках?

- Тайнопись, обработанная волшбой. Наговор уже развеялся, последствия закрепились в мире и потому обезвредить его нельзя, пергамент теперь чувствителен к пребыванию вне храма, он постепенно рассыпется в пыль. А расшифровать ранее наверняка не успеют. И даже если догадаются снять копии, те не послужат доказательством в имперском суде.

- Хоть это хорошо... Возьми столько 'высших жрецов, сколько посчитаешь нужным, прибавь к ним без счету рыцарей храма и простолюдинов-наемников и привези мне, наконец-то, Клевоца Холмина.

- Но собрать отряд достаточный для похода на Север можно лишь предварительно спровоцировав объявление войны.

- Тут я уже за тебя всё сделал, - при этих словах повелителя старший старик встревоженно вскидывается, неужели и впрямь война? - Императору подбросили идею о весеннем смотре северной рати и тому понравилось. Так что Клевоц сам явится. Но собери всех наших, кого можно, не скупись, придумаем отряду какой-нибудь официальный статус. Даже супругу с собой возьми.

Гриффид молчит в ответ, но и его молчание красноречиво вещает о том, что жену вовлекать в поимку Клевоца нельзя - она его просто убьет. Тем не менее у владетельного тэл'а есть что возразить:

- Объясни, что пленного Холмина потом позволим подольше помучить. Ей понравится. А до того пускай держит себя в руках.

Обоим заговорщикам не терпится завершить уничтожение последних представителей рода, ставшего ненавистным в ходе недавних событий. Но преступать волю Похитителя нельзя, следует приложить все усилия, дабы выяснить, в чем она состоит. А если Клевоц в этом не поможет, то убьют его и будут действовать далее по плану: они же попытались познать волю Всеблагого, пускай теперь даст более ясную подсказку.

Изначальная цель стоила риска - весь план был придуман, когда 'высший жрец Гриффид, перебирая тайные архивы столичных храмов, выяснил: велика вероятность того, что в недрах Холма спрятаны рунные камни, которые хранят утерянный секрет северных оберегов. Тех самых, обессиливающих 'высших волшебников. И нынешние северяне о том не ведают, только у жрецов сохранился намек на знание.

Следовало в строжайшем секрете воссоздать могущественное оружие, с его помощью планировалось поколебать установившееся издревле равновесие. Дело в том, что жречеству вменялось в обязанность ежегодно выставлять на продажу мирянам определенное количество всех видов напоенных Силой вещей (а старинная система распределения не позволяла упомянутую повинность обойти, лишь сделав вид, будто амулеты поступили в продажу). Эти же самые вещи далее можно было обернуть против самих служителей Похитителя. Потому обереги, поглощающие Силу, пришлись бы очень кстати.

Глава 9, в которой мы узнаем о том, как встретились слепой дед и четырехпалый внук, непраздная супруга и лишенная волшбы рéнкинэ, а также почему Клевоц с небольшим отрядом возвращается на юг.

Под опоясанным частоколом Холмом вернувшихся северян встречала пестрая толпа. Кто-то облеченный в традиционные местные одежды (Изабелла уже научилась их распознавать), кто-то в южные, очевидно трофейные, но ренкинэ поразили на общем фоне дети - одетые беднее всех, а не как в столичных дворянских кругах принаряженные во что-нибудь новое, яркое, красивое, будто куколки.

Изабель не знала, что одежду детям и подросткам на Севере перешивают из старых запасов, от убитых, из трофеев, с плеча разбогатевших родичей, но стараются никогда не делать новьё. Хочешь новое - заслужи, выделись среди сверстников или просто заработай сверхурочным трудом. И если все девочки лет с пятнадцати (за год до предстоящего замужества) всё же получают возможность начать одеваться покрасивее, то для мальчишек правило остается в силе вплоть до совершеннолетия - пускай привлекают внимание иным, молодецкой удалью, сообразительностью, силой и ловкостью.

К Клевоцу один за другим подходили родственники, друзья, соседи; хлопали друг друга по плечам, обнимались так, что у обоих трещали ребра, в двух-трех предложениях обменивались новостями - больше разговоров еще успеется.

Кто-то с интересом посматривает на притаившуюся за баронетом Изабеллу. Клевоцу приходится представлять ее как урожденную дворянку, но не как жрицу - о последнем знают не все, многие лишь наслышаны о том, что с девушкой связана какая-то тайна.

Кто-то, как Свáреп, не скрывает зависти; правда, по другому поводу:

- Пока я тут молодую жену мял, ты уже себе боевое увечье заполучил, да еще и не мешающее сражаться...

Клевоц как мог утешил друга, выделяющегося личными качествами даже на Севере - шутка ли, получить детское имя, образованное от слова 'свирепый':

- Там на тебя еще врагов хватит. Вечером, во время общего застолья, садись рядом - подробности расскажу.

Подходит и другой закадычный друг-одногодок - Мёлчун. Жмет руки (обе сразу, так уж принято на Севере), улыбается и молчит, невольно оправдывая собственное имя. Хотя говорить-то как раз может, не немой. Клевоц тоже молчит и улыбается в ответ: им всё понятно без слов. Мёлчун присядет вечером по другую руку от Холмина, будет слушать, а потом непременно засобирается в следующий поход на юг вместе с остальными.

- Подожди меня тут, - когда поток мужчин и подростков иссяк, шепнул Клевоц Изабелле, - мы скоро. - Жрица быстро догадалась, кто эти 'мы', по тому, куда направился северянин. Чуть в стороне от общей суеты неподвижно стояла стройная высокая девушка в простом домотканом платье, а поверх - пышной короткой шубке нараспашку. Изабель сразу почувствовала, что это - Чеслава.

Правильные черты лица, прямой, будто вычерченный под линейку нос, пышные волосы цвета спелой пшеницы, заплетенные в длинную косу. Женственная линия бедер.

Большой, показавшийся Изабелле просто огромным - будто носит тройню - живот, размеры которого одежда не могла скрыть.

Но горделиво выпрямленная спина, уверенное выражение лица делали живот не таким бросающимся в глаза.

Чеслава, по обычаю дожидающаяся, пока друг друга поприветствуют мужчины, на самом деле в глубине души чувствовала некоторое неудобство перед Клевоцем. И если бы тот взялся за плеть, она, в четырнадцать лет в одиночку убившая матерого волка, не решилась бы возразить. Тем не менее полагала, что не обманывала Холмина, не старалась забеременеть. Девушка ведь и впрямь высчитывала дни, делала всё как следует. Просто иногда под влиянием чувств чуть рисковала, продлевала срок, который без исключений безопасен, буквально на ночь-другую. Но она же северянка, разве сам Клевоц никогда не надеялся на удачу в походе? Вот и Чеслава рисковала, просто по-иному.