Александр Зорич - Клад Стервятника

— Наверное, играли побудку или приглашение на обед, — предположил я.

— Угу. «Спокойной ночи, малыши», — согласился Гордей.

— Это не малыши, мальчики, — послышался из-за стенки голос Анки.

Именно что из-за стенки: пока мы тут обменивались гипотезами, наш очаровательный специалист по сбору информации уже орудовала в соседней клетке.

— Анка! — негромко окликнул ее Гордей.

Тишина.

— Ты там в порядке? — повысил голос ученый.

Последовала короткая, томительная пауза. И наконец Анка откликнулась:

— Н-не знаю…

Мы не сговариваясь, бросились скорей вылезать через дыру в решетке, обдирая руки. В соседней клетке нас ожидало нечто новенькое.

Анка, скрестив руки на груди, задумчиво смотрела на огромного коричневого мертвяка, лежавшего в углу с подвернутыми здоровенными мосластыми ногами.

Труп был голый и вдобавок заметно подвергся мумификации. Кожа походила на тонкий коричневатый пергамент, и от нее слегка пованивало. Откуда взялось такое здесь, на открытом воздухе, в продуваемой всеми ветрами Зоны клетке, было совершенно непонятно. Но это еще только половина задачки для умников и умниц нашего маленького отряда. Умницам же предстояло попытаться определить, чей это труп.

Первая попытка безнадежно провалилась. Если перед нами человек, то человеки такими высокими — под два с половиной метра — не бывают. Разве что в седой от времени эпохе гигантов, про которых лучше всех знала только мадам Блаватская, не к ночи будь помянута. Я не читал, но мне пересказывал одну ее книжку Трофим во время банкета на «Янтаре» в День Всех Ученых. Это у очкариков вроде Дня Всех Святых. А у меня ничего святого особо нет, поэтому я иногда шабашу у них в лагере, прямо на берегу озера.

Занятно, конечно, но мимо. Разве что кто-то в Агропроме затеял вывести снова породу двоюродных предков человека — гигантопитеков. Но те, кажется, все-таки были чисто обезьянами — питеками.

В общем, запутался я вконец со своими корнями. И к тому же в прокрустово ложе моей «гигантской» теории никак не укладывались семь пальцев с очень убедительными когтями на руках мумии, отсутствие на лице надбровных дуг и самое главное — острый костяной гребень вдоль хребта, доходящий до затылка и образующий там подобие воротника из десятисантиметровых толстых игл. Большая часть их осыпалась, но я побрезговал взять хоть одну для изучения. В конце концов, для этих занятий у нас есть свой штатный очкарик!

— М-м-мерзкие… мерзкие колючки, — гадливо морщась, прошептала Анка.

— Может, они и мерзкие, зато очень эффективные. Вот погляди: луковицеобразная капсула, из которой в иглу нагнетается жидкость, — констатировал Гордей, осторожно повертев в пальцах желтоватую «колючку». — Скорей всего ядовитая… Обладающая, например, нервно-паралитическим действием. Думаю, такой воротничок служит этой особи для обороны.

— Интересно, кто сумеет запрыгнуть этой дылде на шею? — нервно поежилась Анка.

— В точности не знаю, — пожал плечами Гордей. — Но если бы такой игольчатый пояс располагался у них, скажем, вот тут… и вот тут…

Он указал иглой на область брюшины гиганта.

— Тогда я бы, пожалуй, предположил, что в Зоне завелись крупные хищники семейства кошачьих.

— Или когда-то водил-лись, — добавила Анка, обнаруживая понемногу способности аналитика, прежде запрятанные на самом дне ее непостижимой женской души.

— Ты знаешь, Ань, с учетом возраста этой мумии — очень могло быть, — согласился Гордей. — Уровень мумификации где-то примерно тридцать-сорок лет. А вот биологический возраст особи…

Он осторожно повертел иглу в пальцах, обтянутых кожей перчатки, сдавил основание, рассеянно поцокал языком.

— Так-так-так… Налицо дилемма, ребята. Судя по всему, он сдох всего несколько дней назад. Или же в его организме продолжали функционировать некие процессы… свойственные живым тканям.

— Как это? — не поняли мы с Анкой.

— Да я и сам пока, честно сказать, ни черта не понял, — признался молодой ученый. — Но состояние фолликулы, — он помял для наглядности луковицу в основании иглы, — вообще свидетельствует о том, что еще пару-тройку дней назад эта колючая тварь вполне могла жить. Жить и работать на благо своим создателям.

— Генная инженерия, — риторически произнес я.

— Да они просто дик-кобразы какие-то, — с чувством сказал Анка.

— Угу. Вы оба правы, коллеги, — менторским тоном заявил Гордей. — Именно дикобразы. От слов — дикие образом. Это можно сказать лишь о человеке, природа которого была изменена в сторону животного. Мы же не говорим — дикие волки. Или дикие зебры, к примеру. Домашний волк — вот это уже нонсенс. Для человека же наоборот: его дикий с точки зрения наших представлений о человеке образ изумляет, отвращает и, в конечном счете, пугает соплеменников.

Пока Гордей разглагольствовал, сев на любимого конька — склонность к пространным умозаключениям, я решил пройтись вдоль рядов, осмотреться, что да как. Но ничего хорошего эта экскурсия мне не принесла. Разве что новые отвратные впечатления.

В каждой клетке этого ряда валялось по мертвому гиганту. Где-то решетки были так же взломаны, как в первой, остальные пребывали в целости и сохранности. Огромные мутанты лежали на бетонном полу, реже — соломенной подстилке или травяных циновках, заставивших меня вспомнить об Африке и покрепче сжать в руке, как древко копья, отполированное деревянное цевье моего верного «Калашникова».

Смерть или механическая остановка жизненных функций организма по другой причине, как научил меня выражаться Гордей, застала их внезапно. Позы мертвецов выражали покой, их ручищи расслабленно вытянулись вдоль тела.

Меня даже посетила догадка, что скорее всего их как-то «выключили». Причем большинство из тех, что я увидел, — одновременно. И еще одно стойкое ощущение не покидало меня. Мне все сильнее казалось, что кто-то постоянно смотрит на меня, и этот кто-то для меня очень опасен.

В скором времени я обнаружил, что инстинктивно стараюсь держаться широких каменных и бетонных выступов. Ведь за ними так удобно укрываться от возможного соглядатая или хотя бы маскироваться. Однако все попытки маскировки ни к чему бы не привели: я не мог избавиться от чувства глубины и шаткости мостков под ногами. Теперь я был уже абсолютно уверен, что противник глядит на меня… снизу.

Ряды клеток представились мне дощатой сценой балагана. Стоит посильней топнуть ногой — и ты провалишься в тартарары. Нужно было срочно возвращаться к Гордею и Анке.

Но если весь род людской что-то когда-нибудь и погубит окончательно, то это — наше жгучее любопытство. Однажды нас уже выставили из рая, и теперь, видимо, черед за адом. Однако у каждого из нас персональный ад, в котором жить поначалу кажется вполне удобно и комфортно.