Алекс Орлов - Тени войны

— Что скажет Сеик?

Сеик, командир трех сотен пращников, вскинул вверх руку с зажатой в ней спицей и тонким голосом выкрикнул:

— Я — как Моххад! Пусть мгонеты будут самыми красивыми, а красивых и смелых детей нам нарожают женщины-муюмки.

— Я думаю, что спрашивать остальных нет необходимости. Все едины в этом решении. Я правильно понял?

— Да, нарвад! — ответил хор голосов.

— Вы все храбрые воины, и это хорошо, у императора не должно быть других. Но подумайте и о том, что от трех с половиной тысяч воинов у нас уже осталось не более двух тысяч. Что вы на это скажете? Не получится ли так, что мы, ища славы своему императору, оставим его беззащитным перед большим количеством врагов империи?

— Уважаемый Ахха! Вы можете взять с собой сотню воинов для охраны и отправиться в Тротиум, — язвительно произнес Ирри. — Вас никто не сможет упрекнуть из уважения к вашим годам и прошлым заслугам.

На «годах» и «прошлых заслугах» Ирри сделал особое ударение, и Ахха заметил это.

— Если я уеду, кто поведет воинов к океану? Уж не ты ли, дорогой племянник, со своей игрушечной булавкой? Да и солдаты у тебя будут заниматься не тем, — больно уколол племянника старый Ахха.

Шатер затрясся от взрыва смеха. Не смеялся только Ирри. Тонкие губы на его побелевшем лице стали совсем неразличимы. Сейчас ему напомнили о его самом любимом развлечении.

Здесь, в Ронги, солдаты часто захватывали в плен горянок и с удовольствием их насиловали. А Ирри предоставлял для этого свой шатер, но требовал, чтобы жертву мучили в течение нескольких часов в его присутствии. Когда он видел, что горянка на последнем издыхании и жить ей осталось считаные минуты, Ирри сгонял солдата и набрасывался на умирающую, овладевая ею, совершенно растерзанной.

Для любого другого такие, с позволения сказать, развлечения могли окончиться темными и сырыми рудниками империи, но Ирри был сыном императора.

От долгой ходьбы ноги Мориса просто завязывались в морские узлы. Временами ему казалось, что они выписывают замысловатые кренделя уже где-то далеко позади него. Когда силы окончательно покинули Мориса и ему хотелось только тихо умереть под кустом, Анупа наконец остановилась. Ее измученный спутник остановился тоже и со стоном, словно мешок, осел на траву.

Насупив брови, Анупа строго посмотрела на лежащего. Это было душераздирающее зрелище, и ее женское сердце не выдержало, в глазах вспыхнула нежность. Девушка присела возле Мориса и, глядя на него, провела рукой по успевшей отрасти бороде.

— Мо-рис, какой ты странный! — Анупа звонко рассмеялась. — Как лесная обезьяна! Почему у тебя на лице растут волосы?

Морис молчал, не открывая глаз, ему нравилось щебетание этой дикой, но чаще ласковой пташки. Ее пальчики приятно щекотали лицо. Разомкнув наконец веки, он увидел большие серые глаза Анупы очень близко. В них было столько нежности, что бравый легионер напрочь забыл о своей усталости и, действуя согласно обстановке, привлек девушку к себе, пытаясь поцеловать.

— Фу! Грязная обезьяна! — Анупа без труда вырвалась из объятий и брезгливо отерла губы. Однако было заметно, что ей приятно.

Морис уселся и, обхватив руками колени, принял самую обиженную позу. И не ошибся.

Спустя несколько минут на плечо ему легла ладошка Анупы.

— Эй, послушай, не сердись. Я… Я… — Девушка искала слова и не находила их. — Скажи мне, Мо-рис, а что ты делал… Ну вот когда я… рассердилась? Это что?

— Это называется «поцеловать», крошка. У вас что же, никто не целуется?

— Не-а. И волосы на лице у нас не растут. Знаешь, если бы мне раньше сказали, что у людей, как у зверей, на лице растут волосы, мне бы, — девушка сморщилась, — мне бы стало противно, а вот ты такой лохматый, — Анупа снова коснулась бороды, — нравишься мне еще больше.

— Это называется «бо-ро-да», девочка.

— Бо-ро-да, — повторила Анупа.

— Слушай, а почему ты не поинтересовалась: кто я, откуда?! Ведь у вас нет бородатых мужчин.

— Ну-у-у! — Девушка наморщила лоб, и ее носик смешно вздернулся. — Какая разница? И вообще, ты, наверное, голоден, Мо-рис?

— Да-да, конечно! — Морис энергично почесал впалый живот. — Поесть было бы очень кстати.

— Тогда пойдем, наберем желтых камней для метания, здесь недалеко ручей.

Морис пожал плечами и, поднявшись с земли, заковылял вслед за девушкой.

Оказавшись у ручья, заросший и ободранный Морис вдруг начал дико хохотать, затем бросился в воду и стал лихорадочно совать в карманы слитки, маленькие и большие.

— Золото! Золото! Мы богаты! Мы очень богаты! Я брошу военную службу и заживу как рантье! — не переставая повторял он, и глаза его отражали блеск желтого металла.

Набив карманы, совершенно обезумевший Морис заметался по руслу ручья, стаскивая слитки в кучи.

— Ты что, с ума сошел?! — обрела наконец дар речи Анупа. — Зачем ты собираешь эти булыжники, нам нужны небольшие камни, Мо-рис! Да что с тобой?!

— Ты ничего не понимаешь, глупая дикарка! Мы теперь с тобой миллионеры! Да что там миллионеры — нет такого числа, чтобы описать наше богатство! Ты понимаешь? Эти желтые камни — это золото, золото, Анупа! — не унимался Морис.

— Ты такой красивый, храбрый и сильный мужчина, но до чего же ты бестолковый! — Анупа стояла в ручье, уперев руки в бока. — Неужели ты думаешь в Мго, Ронги или в землях муюмов удивить кого-нибудь этой чепухой? Железо — это другое дело. У кого есть железо — тот богатый, тот сильный, а это твое золото, оно годится только для пращи. Такое мягкое, что его даже младенец раскусит! — С этими словами Анупа презрительно пнула ногой слиток величиной с конскую голову.

Морис неподвижно стоял по колено в воде и как завороженный смотрел на свои руки, в которых тускло поблескивали два желтых булыжника.

— Да-а, — протянул он со вздохом, — совсем я тут ополоумел. — И стал вываливать из карманов свои богатства.

Большая, величиной с гуся ярко-красная птица сидела на макушке высокого дерева и с недовольством смотрела вниз на двух подозрительных зверей, которые крутились вокруг ствола и издавали странные, не птичьи звуки.

— Ну и что ты теперь собираешься делать? — ехидно спросил Морис.

— Убивать птицу, — невозмутимо ответила девушка и назидательным, не терпящим возражений тоном добавила: — Ведь мужчины такие беззащитные. Сейчас я добуду дичь, а ты ее приготовишь… Ага, вот отсюда ее хорошо видно.

Анупа вытянула вперед руку с блестящим шариком и прицелилась. От напряжения она высунула кончик языка. Следующего движения Морис просто не уловил, так быстро все произошло. Из кроны дерева в облаке разлетающихся разноцветных перьев и сбитых листьев вывалилась и шлепнулась на землю убитая птица.