Джон Френч - Ариман:Изгнанник

— Он был тяжело ранен, а мои познания в биологии Адептус Астартес в лучшем случае можно назвать ограниченными.

Астреос уже собирался дать резкий ответ, когда краем глаза заметил движение. Он быстро оглянулся и встретился с глазами Кадина. Астреос замер. С глазами. У Кадина было два глаза. Их радужки были ярко-зелеными, с черными зрачками-щелками. Аугментики не было, лишь новая, гладкая кожа.

— Брат, — влажно прохрипел Кадин и улыбнулся. Внезапно из его рта хлынула кровь, и Астреос отшатнулся. Механодендриты Карменты развернулись в мгновение ока. Лишь Ариман оставался неподвижным, не снимая расслабленную руку с меча. Кадин закашлялся и сплюнул на палубу сгусток крови.

— Кровь в легких, — отметил Ариман.

— Итак, — сказал Кадин. — Собираетесь ли вы освободить меня?

Астреос пристально посмотрел на брата. Голос Кадина превратился в искаженное рычание, могильное эхо прежнего тона. И глаза…

— Я не убью вас, — произнес Кадин, переводя взгляд с Астреоса на Аримана и Карменту. Он улыбнулся. — Даю слово.

— Ты… ранен, брат, — сказал Астреос.

— Я заметил, — губы Кадина обнажили сломанные и зазубренные зубы. Он так ни разу и не моргнул. Астреос посмотрел на плоть и доспехи брата. Теперь, когда с Кадина стекла кровь, библиарий видел участки кожи, которая выглядела исцеленной, уродливые узлы шрамов в прорехах доспехов. Его взгляд упал на разбитый керамит и пласталь, ярко блестевшие там, где их разрубило. За исключением тех мест, где они словно размягчились и исказились: как будто срослись поверх плоти, исцелившись.

— Ты…

— Его нет. Погляди сам, — Кадин дернул подбородком в сторону Аримана. — Или спроси у своего лорда-шарлатана, если не хочешь смотреть.

— У тебя нет половины тела.

— Аугментика, брат, — Кадин повернулся к Карменте. Астреосу показалось, что та задрожала. — Ты ведь можешь установить ее? И мне понадобятся доспехи, хотя не думаю, что смогу снять эти. Придется тут поработать.

Секунду Астреос раздумывал над тем, стоит ли позволить колдуну усыпить Кадина снова. « Даже если он проснется и сможет говорить, он не будет твоим братом », — сказал Ариман в воспоминаниях.

« Возможно, ему лучше умереть, — подумал Астреос. — Но тогда я стану последним, и какая мне будет разница? »

— Ты не дашь мне умереть, брат, — сказал Кадин, не глядя на него, а затем медленно обернулся к Астреосу и посмотрел на него зелеными глазами рептилии. — Тебе не хватит духу, — Кадин мотнул подбородком на Аримана. — А ему нужен ты, поэтому он не убьет меня, хотя и должен.

Руки Астреоса непроизвольно сжались в кулаки, на лице отчетливо проступили шрамы. Это был не его брат, он понял это в тот миг, как Кадин заговорил, но ему следовало узнать, что осталось от его души. Медленно, неуверенно, он потянулся сознанием в разум Кадина.

Он словно погрузил руку в открытую рану. Астреос ощутил текстуру рваных мыслей, прорехи, где когда-то были воспоминания и убеждения. Их остатки свисали переплетением обрывков. Больше там ничего не было, вместо демонического разума, угнездившегося на развалинах, зияла уродливая дыра. Астреос разорвал связь и встретился взглядом с братом. Кадин улыбнулся, и улыбка походила скорее на гримасу.

Ариман шагнул к Астреосу.

— Так чего ты хочешь? — холодным, ровным голосом спросил он.

— Конечно, следовать за тобой, Ариман, — ответил Кадин и сплюнул сгусток крови и кислоты на палубу.

— Делай, как он говорит, — сказал Ариман Карменте. — Постарайся восстановить его.

Астреос собирался что-то сказать, но Ариман уже исчез в дверях. Библиарий перевел взгляд обратно на своего брата, не до конца сформировавшаяся мысль еще крутилась в голове.

Кадин ухмыльнулся Астреосу, и из уголков его рта заструилась густая кровь.

Кадин услышал Марота прежде, чем увидел. Тихий кашель проржавевших сервоприводов и запинающийся вой доспехов колдуна следовали за Кадином, пока он шел через глубокие и безмолвствующие отсеки « Дитя Титана ». Он ходил с тех самых пор, как Кармента закончила работу, с того времени, как его создали заново.

Он закрыл глаза и услышал скрип доспехов, теперь уже ближе, между рядами машин у него за спиной. Кадин открыл глаза и узрел монохромный, лишенный теней мир. Поршни на ногах шипели и дергались всякий раз, когда он делал шаг. Кармента сделала свою работу, закрыв пласталевые конечности ошметками его тела. В некотором смысле эти дополнения были более удивительными, чем остальные изменения: его новые глаза, уверенность в том, что он не сможет снять с себя доспехи, даже если попытается, что мир, который он видел, осязал и вдыхал, казался столь же мертвым, как гололитическая проекция.

Его разум более не был единым целым: Кадин чувствовал в сознании прорехи и пустоты, словно призрачное ощущение потерянной конечности. Эмоции и мысли более не составляли единое целое, а его память превратилась в месиво из дыр и обрывочных фрагментов. Целые части былой жизни куда-то исчезли, а некоторые казались настолько нереальными, как будто его жизнь принадлежала кому-то другому. Он не знал, что все это значит, и, что еще хуже, не был уверен, что его это заботит.

Кадин попробовал языком воздух. Он оказался теплым от статической пульсации тысяч кабелей и трубок, вьющихся по всему залу. Царила почти кромешная тьма, но коридор перед ним освещался желтоватым монохромным светом, словно у него из-за спины лился грязный лунный свет. Кадин всегда мог видеть во тьме, это был первый дар мира, который породил его, а впоследствии и генетического семени, создавшего его заново. Но теперь все тени будто испарились. Вновь и вновь он закрывал глаза, просто чтобы ощутить прикосновение настоящей тьмы.

Кадин не знал, что случилось с аугментическим глазом, на лице не осталось и следа, лишь гладкая кожа и кость вокруг глазницы, из которой на мир взирало новое око. Он медленно задышал. Его дыхание все еще пахло кровью, ощущавшейся железом на языке. На миг ощущение захлестнуло его, и во мгле за глазами он не чувствовал ничего, кроме потока густой крови по коже, внутри вен, в легких и во рту.

Слух заполнило слабое шипящее дыхание, такое близкое, словно доносилось прямо у него под ухом. Кадин развернулся и рывком вытащил Марота из укрытия в машинной нише. Поршневые пальцы заскребли по раздробленному керамиту и сомкнулись на горжете.

Кадина захлестнула ярость, подобная грозовой туче. Ярость сотрясала его, словно крик бога. Он вспомнил, как колдун с улыбкой подался к нему, с его лица капала кровь.

— Твой глаз пахнет слабостью, — сказал он. — Как у твоих братьев.

И пока все, о чем мог думать Кадин, было падение Кадара, в его легкие тек холодный воздух. Ярость переросла в безмолвный крик, слившийся с металлическим скрежетом смыкающейся хватки.