Игорь Вардунас - Реконструкция. Возрождение

А ещё у каждого надзирателя был свой метод убийства. Все они ждали прибытия эшелонов. Бредов высматривал молоденьких девушек, которых всегда садистски стегал плетью. Гомерски убивал заключённых палкой со вбитыми в неё гвоздями. Грот и Болендер приходили со своими собаками. Когда они говорили какому-то заключённому: «Ах, так ты не хочешь работать?» – наигранно изумлялись и натравливали на людей собак, заставляя их вырывать куски мяса…

Так что Яков предпочитал не попадаться солдатам лишний раз на глаза и быстро и беспрекословно выполнять все их приказания. Но когда они только-только приступили к уборке барака, сердце Штейна радостно забилось, стоило работавшему рядом с ним Печерскому произнести долгожданную фразу:

– Яков, я хочу сбежать отсюда. У меня есть план. Ты мне поможешь?

Стараясь не привлекать внимания надзирающих за их работой капо, Штейн, не задумываясь, ответил.

– Я с тобой!

Как оказалось, Александр Печерский задумал не побег. Он думал о восстании. Именно эта безумная мысль давала ему силы держаться. Если удастся – замечательно. Если нет – то всего лишь пуля в затылок. Это лучше, чем умереть в газовой камере. А в камеру Печерский не хотел. Уж лучше заставить немцев истратить на него пулю.

– Нордлихт, я знаю, что наше будущее – смерть, – от волнения глаза Печерского сияли огнем. В такие моменты он часто называл Якова тем шутливым прозвищем, которое он дал ему в их первый день знакомства. Штейн не возражал. – Я не мечтаю о свободе, я хочу только уничтожить этот лагерь и предпочитаю умереть от пули, чем от газа. Смерть для меня лучше, чем это существование, полное страха.

На тот момент в лагере уже возникло своеобразное подполье, под предводительством сына польского раввина Леона Фельдхендлера, который ранее был главой юденрата в Золкиеве. С августа сорок третьего эта группа разрабатывала план побега заключённых из рабочего лагеря.

Штейн пообещал Печерскому свести его с Леоном или другими главами подполья. Но обещание смог выполнить всего лишь через пять дней, когда его и Александра назначили в одну бригаду с Фельдхендлером. Улучив момент, когда они оказались вне поля зрения травников, Печерский сразу же перешёл к делу.

– Товарищ Фельдхендлер, вы умеете играть в карты?

Его вопрос поставил поляка в недоумение.

– Да, конечно, умею. Но при чем здесь карты? Яков сказал мне, что вы хотите предложить свою помощь в организации побега.

– Всё просто, – улыбнулся в ответ Александр. – То, что я вам предлагаю, это как карточная игра: ты идешь ва-банк, а там – или пан, или пропал. Или они нас сомнут, или мы их. Слушайте, что я вам предлагаю. Охрана лагеря состоит из двадцати-тридцати эсэсовцев, немцев и австрийцев, в основном «ветераны», и примерно ста – ста двадцати хильфе [10], набранных для немецкой службы. Мой план прост. Нам нужно убрать с дороги группу офицеров, управляющих лагерем. Конечно, одного за другим и без большого шума. Затем перерезать связь с помещением охраны. И тогда уже прорываться.

Согласно плану Печерского, эсэсовцев из охраны лагеря следовало поодиночке пригласить в мастерские на примерку одежды и там бесшумно «убрать» – до пяти часов вечера. Затем, когда в лагере наступит темнота, заключённые построятся в колонну и выдвинутся к воротам.

– По пути нам надо захватить оружейный склад, – продолжал Печерский. – Если травники на вышках начнут стрелять, следует прорываться с боем через проволоку у зданий охраны, где нет минных полей… Шухер!

Из-за угла барака неспешной походкой вышел один из надзиравших за рабочей группой капо. Заговорщики тут же сделали вид, что всё это время они только работали и ничего более. Понаблюдав немного за заключёнными, капо зевнул и вновь скрылся за углом барака. Судя по исходившему от него сивушному аромату, там у него была припрятана заначка, которую ему не терпелось употребить, пока начальство не увидело.

Заговорщики вернулись к прерванному разговору.

– Хорошо, я обсужу ваш план с остальными, – сказал Леон. – Как только мы примем решение, я дам вам знать.

– Только поспешите! – с мольбой в голосе ответил Печерский. – Даже один день задержки может разрушить все наши планы. Завтра всех нас может уже и не быть.

Подполье согласилось с планом Печерского. Следующие несколько дней ушли на согласование деталей.

– Запомни, Нордлихт. Любая мелочь или случайность может привести к краху даже самого продуманного плана, – говорил Александр во время коротких промежутков времени, выделяемых заключённым на сон. – И сейчас мы не можем рассчитывать на чью-либо помощь. Только на свои силы.

В те дни Саша и Яков стали почти неразлучны. С помощью Штейна Александр поддерживал связь с Фельдхендлером и остальными заговорщиками, передавал указания для других участников восстания. Но больше всего Яков был полезен в качестве переводчика для не знающего других языков, кроме русского, Печерского.

Побег был назначен на тринадцатое октября сорок третьего года. К тому моменту в «Собиборе» насчитывалось почти шесть сотен отчаянных, кипевших ненавистью и жаждой мести евреев, на пути к свободе у которых стояла всего лишь горстка эсэсовцев.

У них, конечно, были помощники в лице надзирателей-капо, но на их безусловную преданность немцам рассчитывать не приходилось. Капо всегда могли присоединиться к евреям и вместе с ними перебить горстку эсэсовцев. Зная непростые отношения между хозяевами лагеря и их добровольными помощниками из числа заключённых, Печерский тайно переговорил с поляком Бжецким, руководившим тогда всеми капо в их лагере.

Это был рискованный шаг со стороны советского лейтенанта. И Александр это прекрасно понимал. Но он понял, что не ошибся в своих выводах относительно капо, когда услышал ответ поляка:

– У нас есть привилегии, но когда приблизится момент ликвидации лагеря, мы окажемся в том же положении, что и вы. Они убьют и нас. Это понятно, – Бжецкий в задумчивости пожевал нижнюю губу. – В таких условиях, само собой разумеется, от немцев следовало бы ожидать высочайшей бдительности, но как раз её там и близко не было. Так что мы с вами.

Заручившись поддержкой капо, Печерский приступил к выполнению следующих пунктов своего плана.