Николай Басов - Закон военного счастья (сборник)

– Согласен, – вздохнул старшина.

Они замолчали. Ростик проводил удаляющиеся фигуры напряженным взглядом.

Что же это было? Что сделало Антона таким, каким они его нашли? Что его так напугало? Какой сигнал, какую информацию получили люди, пусть даже такой вот ценой? Но он уже понимал, что ответы на эти вопросы они узнают очень не скоро. Если вообще когда-нибудь смогут узнать.

Против всех ожиданий, опасений и просто бессмысленной осторожности, которая возникла после того, что случилось с Антоном, колония получилась на славу. Из Боловска разными способами, как ни странно, главным образом на автобусах, переволокли душ триста. Все – отменные, отборные ребята, умельцы, мастера. Среди них солдат, как этого ни хотелось начальству в Белом доме, да и Ростику тоже, было меньшинство. И работа закипела.

Первым делом прочистили водопровод и устроили отличную общую столовую с железным правилом – больше двух добавок не просить. Потом прочесали весь город, отметили здания, где жизнь была бы здоровей и легче, чем в других местах, устроили общежития, разумеется, попутно выставили охрану. Как только охрана взялась за дело, стало и спокойнее, и тревожнее одновременно. Спокойнее потому, что никаких очень уж странных случаев просто быть не могло. С системой перекличек и постоянных обходов город просматривался одновременно десятками глаз. И тревожнее, потому что все больше Одесса походила на крепость, осажденную невидимым, но реальным неприятелем. К тому же и постреливали часто.

Сначала это вызывало переполох, Ростик просто с ног сбился, когда в иную ночь по десятку раз носился на очередную пальбу. Но потом каким-то образом утвердилось мнение, что всю стрельбу вызывают шакалы, которые, как и прежде, кружили по округе своими компаниями. И тревоги сошли на нет, тем более что людей, выставленных на постоянных постах, вооружили вдобавок к автоматам самострелами. А со временем зверье и само отступило в степь или в лес, которого, как оказалось, вокруг Одессы было куда больше, чем около Боловска.

Правда, древесина тут все равно оказалась слабой, не деловой, но время от времени попадались местные тополя, а совсем изредка и отменные деревья, больше всего напоминавшие кипарисы. Вот из них-то и решили строить лодки, для которых перевезли к морю Тюкальника. Правда, прежде всего Пестель отыскал чуть не десяток саженцев и устроил нормальную кипарисовую посадку на самом, по его мнению, подходящем месте, чуть в стороне от заливных лугов, на склоне холмика, чтобы ветер морской обдувал саженцы, совсем как на Земле. Посадка оказалась удачной, уже через пару недель стало ясно, что больше половины деревьев прижилось на новом месте, так что полного отсутствия материала, или, как говорил Пестель, потери генофонда, не состоится.

Для такой изрядной колонии требовалось немало кормежки. И едва ли не треть всего народа пришлось срочно выделять для решения этой проблемы. Фасоль, которую за скороспелость рассадили на всех окрестных полях и которая, по всем понятиям Пестеля, должна была появиться еще до осени, в крайнем случае захватить пару первых по-настоящему осенних недель, первое время требовала ухода и не давала никакого прибытка к столу.

И огороды, как на них ни копались бригады ребят, которых, конечно, тут же окрестили «крестьянами», а помимо них еще все кому не лень, упросив Ростика с Квадратным расставить межевые камни и закрепить эти самопальные участки на бумаге, – ничего стоящего, кроме репы и мелкой моркови, тоже не принесли. И все-таки голод, настоящий, с урезанными пайками и дистрофией, о которой говорила в прошедшую зиму мама, им не грозил. Главным образом, конечно, благодаря рыбалке.

Море, которое мягко плескалось у порога почитай каждого дома в этом городе, спокойное, без приливов и сильных штормов, оказалось неистощимой кладовой. Помимо рыбы, многие новые одесситы быстро перешли на аппетитные местные ракушки, из которых получался совершенно дивный суп, а особенно продвинутые занялись даже сбором водорослей. И лишь после того, как этих продвинутых, помимо нескольких отравлений, пару раз ударила очень неприятная эпидемия какой-то желудочной инфекции, Пестель потребовал, чтобы с водорослями, как с грибами, обходились без экспериментов.

Несмотря на всякие мелкие происшествия и треволнения, дело двигалось вперед. И, по мнению Ростика, гораздо быстрее, чем если бы в Одессу был назначен какой-нибудь руководитель. Да еще с такой низкой способностью пропускать и правильно реагировать на информацию, какого им чуть было не подсунули.

Как выяснилось, большинству людей вполне хватило личной предприимчивости и свободы, чтобы справляться с полученным заданием. А в тех редких ситуациях, когда кто-то хотел договариваться официально, привлекали Ростика, старшину Квадратного или Пестеля как научного эксперта. Несколько раз, когда дело касалось типично технического решения, волокли с холмов Казаринова, у которого, несмотря на весь его опыт и высшее образование, не выходило ни со связью, ни с прокладкой дороги.

Конечно, Белый дом их совсем без внимания не оставлял. Недели не проходило, чтобы из города не требовали докладов, а то и сам Дондик появлялся с инспекцией. Приезжал он, как правило, с новой командой людей, в штатском, с одним пистолетиком и широкой улыбкой. Он вообще здорово изменился за последний год, а особенно после победы над губисками. Ему все нравилось, и он не раз и не два рвался поработать на верфи, хотя бы и подручным плотника. Впрочем, на взгляд самых неискушенных ребят, было понятно, что от ранения он по-настоящему еще не оправился.

И все-таки его так называемые инспекции, само его присутствие внушали уверенность, что все идет как надо. А большего, кажется, никто и не желал. Вот только получалось бы в техническом плане побольше, но… Этого как раз не было.

Обиднее всего выходило с лодкой. Сначала Тюкальник, нимало не смущаясь, построил тонкую, остроносую, валкую и невместительную, как спортивная байдарка. Скорость она развивала в самом деле неплохую, но каждый, кто в нее садился, автоматически превращался в гребца, а это почему-то никому не понравилось. Тогда вздумали сделать серьезную посудину с движком, снятым с разбитого гравилета Фарида.

Эту лодку строили уже основательно, серьезно относясь к прочности, а под конец строительства, как водится у русских, кто-то даже догадался привезти из библиотеки университета отличный альбом чертежей парусных и спортивных маломерных судов. Тем не менее переделывать некоторые явные ошибки, которые после этого стали видны даже Ростику, отказались, хотя неправильно потраченного дерева было жалко.